Империя бурь

Аэлина фыркнула и, продолжая следить за исцеляющейся раной, сказала:

– Так, значит, Гарель, ты не лишен чувства юмора.

Лев Доранеллы обернулся. На губах застыла настороженная улыбка. Точная, но очень редко появляющаяся копия улыбки Эдиона – тот на них не скупился. Аэлина называла его не иначе как Дядюшка Котенок, пока однажды Эдион не рявкнул на нее и не потребовал думать, прежде чем раздавать прозвища. Гарель относился к подобным вещам гораздо сдержаннее. Вот и сейчас он лишь вздохнул, как вздыхал всегда в присутствии Аэлины и Фенриса.

– У Гареля чувство юмора просыпается раз в сто лет, – прохрипел Фенрис. – Так что моли богов, чтобы совершилось твое Преображение, иначе больше ты этой редкости не увидишь.

Аэлина усмехнулась, но ее смех быстро смолк. Эдион почувствовал, как к нему в живот заползло что-то холодное и скользкое.

– Прости, – пробормотал Фенрис, морщась не от неуклюжести своей шутки, а от боли.

– А откуда ты? – вдруг спросила Аэлина, не дав Эдиону особо раздумывать над своими ощущениями. – Лоркан, насколько знаю, был уличным мальчишкой на задворках Доранеллы.

– Очень скоро этот уличный мальчишка обосновался на задворках дворца Маэвы. Это к слову о его тяжелом детстве, – снова поморщился Фенрис. – А мы с Конналом родились в приличной семье. Наши родители жили в юго-восточной части владений Маэвы…

Фенрис стиснул зубы и зашипел.

– Твои родители? – переспросил Эдион.

Внимание Аэлины вновь было поглощено раной Фенриса. Эдион видел, как сестра легко исцеляет мелкие раны. Исцеление живота Маноны заняло много дней и подвигалось медленно. А эта рана…

– Наша мать была воительницей, – продолжал Фенрис, с заметным трудом произнося каждое слово. – Она и обучала нас. Отца мы видели редко. Он возвращался с одной войны и почти сразу отправлялся на другую. Обязанность защищать дом лежала на матери. Она же обо всем сообщала Маэве.

Фенрис и Аэлина – оба тяжело дышали. Эдион подвинулся, и Аэлина целиком прислонилась к нему. Про распухшее колено Эдиона никто не спрашивал, и оно могло только тупо ныть.

– Когда нам с Конналом стукнуло по тридцать, мы, что называется, стали дергать за поводок и требовать, чтобы мать взяла нас в Доранеллу. Хотелось увидеть город, встретиться с королевой. Но больше всего нас привлекали занятия, свойственные молодым парням, когда в карманах полно денег, прыть подстегивает, а мозги еще не окрепли. Однако стоило Маэве нас увидеть, и…

Фенрис ловил воздух ртом.

– И дальше все пошло наперекосяк.

Аэлина и Эдион знали продолжение его истории.

С груди Фенриса убрали последнее пятно зеленой слизи. Аэлина отерла вспотевший лоб.

– Маэва ведь наверняка знает, что ты ненавидишь свою клятву.

– Конечно знает, – согласился Фенрис. – Потому она меня сюда и послала. Понадеялась, что временная свобода меня измучит и истерзает вконец.

У Аэлины тряслись руки. Несколько раз судорога пробегала по всему телу. Боясь, что она упадет, Эдион обнял сестру за талию.

– Я тебе сочувствую, – только и могла сказать Фенрису Аэлина.

Помимо большой раны, на груди Фенриса было несколько мелких. Все они начали затягиваться. Почувствовав, что силы Аэлины на исходе, Рован поспешил к ней.

Лицо Фенриса еще сохраняло землистый оттенок. Взглянув на подошедшего Рована, он сказал Аэлине:

– Мы для этого и рождаемся: защищать, служить, заботиться. С Маэвой все это выглядит… насмешкой.

Он потрогал свои медленно затягивающиеся раны.

– Но для каждого фэйского мужчины это зов крови. То, что ведет его по жизни. То, чего мы ищем, даже если утверждаем обратное.

Удивляясь себе, Эдион вдруг обратился к отцу:

– А ты как считаешь: Маэва достойна вашей защиты, служения и заботы? Или ты такого же мнения, как и Фенрис?

Гарель заморгал от неожиданности, потом выпрямился, двигая затекшими плечами. Пират, с которым он возился, уже спал. Эдион выдержал пристальный взгляд темно-желтых отцовских глаз, пытаясь гасить все проблески надежды, мелькавшие у Льва Доранеллы.

– Я тоже происхожу из хорошей семьи. У меня было два старших брата. Мне не светило ни наследство, ни власть, и тогда я избрал путь воина. Маэва меня заметила и вскоре предложила войти в ее круг. Для меня это было и остается высокой честью.

– Ты не ответил на вопрос, – тихо возразил Эдион.

Отец пожал плечами:

– Только один раз я пожалел о принесенной клятве. Только один раз мне захотелось уйти от Маэвы.

Гарель не стал продолжать. Эдион и так знал, когда это случилось.

– Ты настолько сильно ее любил? – спросила Аэлина.

Эдион глядел себе под ноги. Он был очень благодарен сестре за вопрос, но и свою благодарность ему тоже не хотелось показывать.

Гарель плотно, до белизны костяшек, сжал кулаки:

– Она была яркой звездой, появившейся после нескольких столетий Тьмы. Если бы она позволила, я бы пошел за ней на край света. Но она не позволила, и я с уважением отнесся к ее решению. Она не хотела продолжения и сказала, чтобы я ее не искал. Потом меня послали на другой континент. Я даже не позволял себе смотреть в сторону Террасена.