– Ведьмочка, неужто мое мнение для тебя что-то значит?
Манона встала, но к Дорину не подошла, а осталась в нескольких шагах и позволила темноте служить барьером между ними.
– Смотрю, тебя даже не разозлило, что Аэлина умыкнула Мелисанду, поставив вас всех перед фактом. И тебе все равно, что я – полукровка с примесью крошанской крови.
– Не считай мое молчание признаком равнодушия. У меня есть достаточно оснований держать свои суждения при себе.
На кончиках его пальцев поблескивал лед.
– Я вот думаю, – зевнула Манона, – кто из вас прикончит Эравана: ты или королева.
– Мне важнее, что огонь выступает против Тьмы.
– Но ты бы мог порвать короля-демона в клочья, даже не замарав своих рук. Другими руками, невидимыми.
Дорин улыбнулся одними губами:
– Я могу найти своим рукам лучшее применение. И видимым, и невидимым.
Это прозвучало как приглашение. Как вопрос. Ведьма не отвела глаз.
– Тогда закончи то, что начал, – прошептала Манона.
Ответная улыбка Дорина была мягкой, но с оттенком жестокости. Маноне стало жарко, будто огненная королева воспламенила ей кровь.
Она позволила Дорину прижать себя к стене. Смотрела, как он развязывает верхние тесемки ее белой рубашки. Одну за другой.
Она позволила ему коснуться губами ее голой шеи – под самым ухом.
Манона чуть выгнула спину, откликаясь на его ласку, на прикосновения языка. Потом Дорин отстранился, но невидимые руки продолжали скользить по ее бедрам, двигаясь к талии. Рот короля был приоткрыт, а тело дрожало от напряжения. Он сдерживал сам себя. Такое Манона уже видела, когда мужчины с вожделением смотрели на нее, пожирая глазами, но не решаясь перейти к действиям.
– Гончая тогда нам соврала, – вдруг сказал Дорин. – Про гибель твоей заместительницы. Я ее вранье… чувствовал на вкус.
Маноне почему-то стало легче, но она оборвала короля, заявив, что не хочет об этом говорить.
Дорин снова приблизился, и невидимые руки достигли ее грудей. Манона скрипнула зубами.
– А о чем, Манона, ты хочешь говорить?
Раньше она не слышала, чтобы он называл ее по имени. И тем более с такой интонацией.
– Ни о чем, – бросила ведьма. – Да и ты тоже, – добавила она, проехавшись по нему глазами.
И опять он улыбнулся нежной улыбкой, окаймленной жестокостью. Опять подошел ближе, и место невидимых рук заняли его собственные.
Руки Дорина гуляли по ее бедрам, талии, груди. Неторопливо, даже с какой-то вялостью. Манона не противилась лишь потому, что никто никогда не осмеливался ласкать ее так. Каждое соприкосновение их тел оставляло ощущение огня и льда. Манона вдруг поймала себя на том, что эти движения завораживают и даже убаюкивают ее. Ленивые, уговаривающие движения. Она не противилась, когда Дорин снял с нее рубашку и стал разглядывать ее полуголое, покрытое шрамами тело.
Ее груди возбуждали его. Взгляд Дорина сделался голодным. Но потом, стоило ему увидеть ее живот и косой шрам…
Любовный голод вдруг сменился ледяной жесткостью. Холодной яростью, направленной не на Манону. Вскоре она поняла куда.
– Помню, ты говорила, что существует черта между убийством ради защиты и убийством ради удовольствия. Ты спрашивала, по какую сторону от этой черты нахожусь я.
Его пальцы медленно ощупывали шрам на ее животе.
– Когда мне попадется твоя бабушка, я перейду черту.
У Маноны похолодела спина. Соски отвердели, встав торчком. Дорин это заметил. Он дотронулся до одного соска, затем нагнулся и проделал то же языком. Манона закусила губы, чтобы не застонать. Пальцы потянулись к его шелковистым волосам.
Язык Дорина продолжал ласкать ее сосок. Король чуть запрокинул голову, чтобы видеть ее глаза.
– Я хочу попробовать тебя целиком, – признался он.
Его губы потянулись к ее губам. И тогда Манона заглушила в себе все доводы разума.
Она открылась для пира короля. Манона не знала, чтó чувствует сам Дорин. Но его прикосновения имели вкус моря, зимнего утра, еще чего-то незнакомого и в то же время давно известного. Манона не выдержала и застонала.
Пальцы Дорина осторожно приподняли ей подбородок. Губы Дорина приникли к ее губам, а его язык мягко, но настойчиво их раздвинул. Манона выгнула спину. Она подставляла свое тело его рукам и языку, пока ласки не лишили ее способности думать.
Прежде Манона никогда не теряла самообладания. Даже в редкие минуты близости. Ей это казалось проявлением слабости. Но сейчас она ощущала странное и совершенно незнакомое ей чувство свободы.
Пальцы Дорина наслаждались тугими мускулами ее бедер, откуда переместились к упругим ягодицам. Он крепко прижал ведьму к себе и, раньше чем она успела вскрикнуть, поднял на руки.
Манона обвила ногами его талию. Дорин понес ее на койку. Все это время его язык продолжал двигаться внутри ее рта. Уложив Манону, он неторопливо стянул с нее штаны.
И снова, чуть отодвинувшись, Дорин смотрел на нее, теперь уже совершенно голую. Его палец коснулся внутренней стороны ее бедра и стал подниматься к лобку.
– Я хотел тебя с того самого дня, как впервые увидел в Задубелом лесу, – прохрипел Дорин.
Манона потянулась, сняла с него рубашку, любуясь загорелым мускулистым торсом адарланского короля.