Империя. Чем современный мир обязан Британии

Когда видишь противоречия между правлением христиан и язычников, когда знание о нищете народа вынуждает думать о несказанном благе для миллионов, которое последовало бы за расширением британского влияния, то не амбиции, а человеколюбие диктует желание овладеть страной. Там, где будет вести божье провидение, одно государство за другим будет подчинено британцам.

Маклеод Вайли, “Бенгалия как поле для миссий” (1854)

В XVIII веке Британская империя была в лучшем случае безнравственной. При Ганноверской династии[59] англичане захватили власть в Азии, земли в Америке и рабов в Африке. Туземцев облагали налогами, грабили и истребляли. При этом англичане, как это ни парадоксально, чаще всего терпимо относились к культуре этих народов. В некоторых случаях она даже становилась объектом изучения и восхищения.

У викторианцев были иные устремления. Они мечтали не только править миром, но и дать ему искупление. Им было мало эксплуатации других рас. Они стремились исправить их. Эксплуатацию туземцев, может, и следовало прекратить, но их культуру — суеверную, отсталую, языческую — следовало перекроить на европейский лад.

В числе прочих мест викторианцы желали принести свет на “темный континент”. На самом деле Африка была гораздо менее примитивной, чем они думали. Далекая от “дикого хаоса”, как ее охарактеризовал английский путешественник, Африка южнее Сахары была родиной многочисленных государств и народов. Некоторые были экономически намного более развитыми, чем современные им доколониальные общества Северной Америки или Австралазии. В Африке существовали крупные города вроде Тимбукту (в современном Мали) и Ибадана (в современной Нигерии), золотые и медные рудники, текстильная промышленность. Однако Африка южнее Сахары казалась викторианцам отсталой в трех отношениях. Во-первых, здесь, в отличие от северной части материка, верования не были монотеистическими. Во-вторых, за исключением северных и южных окраин, материк пребывал во власти малярии, желтой лихорадки и других болезней, смертельных для европейцев и привычного им домашнего скота. В-третьих, главную статью африканского экспорта составляли рабы. Специфический путь глобального экономического развития привел африканцев к бизнес-модели, заключавшейся в поимке и продаже друг друга европейским и арабским работорговцам.

Подобно современным благотворительным организациям, викторианские миссионеры полагали, что знают, что лучше для Африки. Их целью была не столько колонизация, сколько цивилизация, “окультуривание”: распространение образа жизни, который был, во-первых, христианским, а во-вторых, явно североевропейским в своем благоговении перед промышленностью и умеренностью. Человеком, в котором воплотился новый идеал империи, стал Дэвид Ливингстон. С его точки зрения, коммерции и колонизации, прежде составлявших фундамент империи, было недостаточно. Главное, чего желали Ливингстон и тысячи подобных ему миссионеров — возрождения империи.

Распространение благой вести о цивилизации было не государственным проектом, а инициативой того, что мы сейчас называем “третьим сектором”. Благие намерения викторианских благотворительных организаций принесли нежданные, порой очень горькие плоды.

От Клэпхема до Фритауна

У британцев есть давняя традиция: помощь Африке. Британские военные с мая юоо года находятся в Сьерра-Леоне в качестве миротворцев. Их миссия, в сущности, альтруистическая: помочь восстановить стабильность в стране, долгие годы раздираемой гражданской войной[60]. Немногим менее двухсот лет тому назад в Сьерра-Леоне базировалась эскадра королевского ВМФ, имевшая высоконравственную миссию. Морякам было вменено в обязанность перехватывать суда работорговцев, отплывающие из Африки в Америку, и таким образом положить конец трансатлантической торговле невольниками.