Империя должна умереть

Назначение Горемыкина — настоящий шок для общества. Особенно возбуждены Рябушинский и другие московские молодые предприниматели-прогрессисты, которые ждут политических реформ. «Правительство обнаглело до последней степени, потому что не видит отпора и уверено, что страна заснула мертвым сном», — говорит депутат-бизнесмен Коновалов.

Рябушинский проводит у себя дома совещания объединенной оппозиции, куда приглашает не только прогрессистов, кадетов и октябристов, но и эсеров, меньшевиков и даже большевиков. Большевики, конечно, не собираются ни о чем договариваться, Ленин инструктирует товарищей достать у миллионеров денег, «меньше 10 тысяч брать не стоит». Остальные оппозиционеры относятся к совещаниям у Рябушинского всерьез.

Сектанты и провокаторы

1913 год должен закончиться всеобщей амнистией, которой ждут самые разные враги режима. Впервые себя относит к таковым и иеромонах Илиодор. Он сидит в монастырской тюрьме и пишет письма с проклятиями Распутину, Вырубовой, «министру церкви» Саблеру. В мае Илиодор направляет в Синод прошение снять с него монашеский сан. Друзья из Петербурга пишут ему, что он зря торопится — скоро амнистия, нужно успокоиться и подождать. «Пусть лучше отпадет язык мой, пусть кругом пойдет голова моя, если я успокоюсь! — заводится в ответ Илиодор. — Все существо мое наполняется мучительною жаждою священной мести против вас… Я не допущу, чтобы меня когда бы то ни было помиловали. Милуют только преступников, а я — не преступник; я совершил великий подвиг…»

В декабре 1913-го, понимая, что Синод планирует замять дело, Илиодор отправляет туда еще одно отречение — на этот раз он режет себе вены и подписывается кровью. И снова проклинает руководителей церкви за то, что они покрывают Распутина, заканчивая свое послание словами: «Бога вашего отныне я не знаю и вас, как архиереев, не признаю». Только после этого с Илиодора снимают сан, выпускают из монастырской тюрьмы — и он возвращается в деревню к родителям на Дон. Там он создает секту «Новая Галилея», в которую зазывает своих прежних прихожан из Царицына.

В это время Максим Горький, напротив, бросает свою секту на Капри и отправляется на родину. Долгожданная амнистия по случаю трехсотлетия Романовых позволяет политэмигрантам вернуться. Он переезжает в Финляндию, хотя другие социал-демократы на это не решаются: в Петербурге на них объявлена охота, за 1913 год тайная полиция арестовала почти всех видных большевиков.

Меньшевики считают, что всему виной предатель, и подозревают Малиновского. Ленин уверен, что они клевещут на его друга за то, что тот борется с меньшевиками.

Однако вскоре жертвой депутата-агента становится большевик Иосиф Джугашвили, который по фальшивым документам возвращается в Петербург и становится редактором газеты «Правда», взяв псевдоним Сталин. Малиновский зовет товарища на бал-маскарад, где его встречает полиция. Сталин пытается убежать, переодевшись в женское платье, но его ловят, арестовывают, судят и ссылают в Туруханск, селение в Западной Сибири. Попытка бегства Сталина не будет упоминаться в советской истории, а переодевание в женское платье будет приписано врагу большевиков Александру Керенскому.

Впрочем, история Малиновского заканчивается неожиданно. В январе 1913-го московский губернатор Владимир Джунковский назначен заместителем главы МВД. Он начинает реформу министерства и упраздняет секретную агентуру. Когда Джунковский узнает, что один из тайных агентов по совместительству работает депутатом Госдумы, возмущению его нет предела. Новый замглавы МВД «слишком уважает звание депутата», чтобы допустить, что им был тайный полицейский осведомитель. Он требует от Малиновского немедленно уехать из России. Агенту выдают пять тысяч рублей[112], он слагает с себя полномочия депутата — и уезжает за границу, к Ленину. Российские рабочие — сторонники большевиков возмущены бегством Малиновского. Он же отвергает все подозрения и требует суда над собой. Большевики создают суд-тройку: Ленин, Зиновьев и Якуб Ганецкий. Обращаются за советом даже к Бурцеву, тот никаких улик не имеет. Малиновский оправдан.

Ничего не зависит

Многие авторы воспоминаний пишут, что якобы предчувствовали приближение Первой мировой войны. Однако почти ничего в поведении жителей Российской империи в 1914 году не выдает этого предчувствия. Все они уверены, что будущее зависит не от них, а от высокого начальства. Ни интеллектуалы-оппозиционеры, ни близкие ко двору монархисты не допускают мысли, что они могут на что-то повлиять.