Львов требует срочно отозвать статьи из газет и сам начинает обзванивать редакции. Газеты, вняв авторитету премьер-министра, снимают публикации. Все, кроме одной. Газета «Живое слово» наотрез отказывается упускать такую сенсацию. Статья «Ленин, Ганецкий и Ко — немецкие шпионы» уже написана, сверстана и выйдет на следующее утро[123]
.Брать или не брать
Вечером 4 июля Таврический дворец по-прежнему осажден вооруженными матросами и солдатами. На улицах стреляют. Демонстранты то и дело врываются в зал с криками. Нервы у присутствующих натянуты до предела.
Церетели объясняет, что Петросовет не может согласиться с требованиями солдат. Меньше месяца назад прошел съезд Советов, который поддержал коалиционное Временное правительство, если сейчас под давлением восставших исполком выступит против правительства, вся страна воспримет это как уступку насилию меньшинства. Церетели предлагает компромисс: созвать новый съезд там, где на него не будет давить многотысячный бунтующий гарнизон, — в Москве. И все спокойно обсудить.
Не согласны те, кто приехал в Петроград последними, кто не застал Февральскую революцию и добрался уже к шапочному разбору: Мартов, Луначарский и, конечно, Троцкий. «Здесь говорили, что выступающие — меньшинство в стране. Но это меньшинство проявляет большую активность и поддерживает нас. Большинство же пассивно», — говорит тихий интеллигент Мартов, призывая не отказываться от власти, которую предлагают матросы.
Пока исполком обсуждает, начинается сильный летний ливень — и прогоняет почти всех митингующих. Кто-то бежит в казармы, кто-то — в особняк Кшесинской, кто-то — в Петропавловскую крепость. У Таврического на опустевшей улице стоят несколько брошенных броневиков под проливным дождем.
Глубокой ночью члены исполкома продолжают дискуссию, когда слышат топот солдатских сапог в коридоре. В зале переполох. Но оказывается, что это подоспели полки, верные Временному правительству. Большинство голосует за резолюцию в поддержку Временного правительства, и в тот же день Временное правительство принимает решение провести выборы в Учредительное собрание 17 сентября и до этого разработать для него проект земельной реформы.
К Церетели подходит Сталин, которого большевики отправили на переговоры в Петросовет, рассчитывая, что грузин с грузином договорятся. Большевики знают, говорит Сталин, что правительство собирается послать войска в особняк Кшесинской — там находятся вооруженные отряды большевиков, и если будет сделана попытка захватить дом, то неизбежно произойдет кровопролитие.
«Никакого кровопролития в доме Кшесинской не произойдет», — отвечает Церетели. «Значит, правительство решило не посылать военные отряды в дом Кшесинской?» — спрашивает Сталин. «Нет, правительство решило послать эти отряды, но кровопролития не будет, так как большевики увидят всю бесцельность и невозможность сопротивления». Сталин уходит. Во всех своих последующих речах и книгах он всегда будет называть Церетели вдохновителем репрессий против большевиков. Вопреки словам Сталина, в период между февралем и октябрем 1917 года не было никаких репрессий против большевиков, зато чуть ли не все старые большевики — участники революции были репрессированы Сталиным в 1930-е годы.
Конец большевикам
Рано утром 5 июля из газеты «Живое слово» большевики узнают про обвинение в шпионаже. Они называют это вторым «делом Дрейфуса», по аналогии с процессом против французского офицера, ложно обвиненного в шпионаже в пользу Германии в 1890-е годы.
«Теперь они перестреляют нас по одному. Сейчас их время», — говорит Ленин Троцкому, который думает о том же. Лидеры большевиков спешно покидают типографию «Правды» — за несколько минут до того, как туда заходят правительственные войска, которые затем берут и дом Кшесинской.
Ленин боится за свою жизнь и даже пишет Каменеву с просьбой: «если его укокошат», опубликовать статью «Марксизм о государстве», оставленную в Стокгольме. И отправляет Зиновьева в Петросовет попросить защиты у коллег-социалистов.
«Товарищи, совершилась величайшая гнусность, — кричит Зиновьев, вбежав в зал заседания. — Чудовищное клеветническое сообщение появилось в печати и уже оказывает свое действие на наиболее отсталые и темные слои народных масс». Интересно, что это дословно то же обвинение в популизме, которое выдвигается против самих большевиков, когда те призывают солдат бежать с фронта отбирать землю у помещиков, а фабрики у «буржуев». Зиновьев требует от исполкома срочно реабилитировать Ленина. Встает старый народник Чайковский и говорит, что «дыма без огня-де не бывает». Чхеидзе ледяным тоном отвечает Зиновьеву, что меры будут приняты.