Империя должна умереть

Ленин опасается, что Керенский успеет спохватиться и обезвредить большевиков, как это случилось в июле. Он торопится ударить, пока Временное правительство слабо. Действительно, в ночь с 23 на 24 октября на заседании Временного правительства Керенский говорит, что ждать больше нельзя, нужно немедленно арестовать всех членов Военно-революционного комитета. Премьер знает о планах большевиков и понимает, насколько опасен съезд Советов. Но министры сомневаются и предлагают более мягкую меру: запретить большевистские газеты.

Ночью правительственные войска приходят в типографию, где печатают большевистские газеты «Солдат» и «Рабочий путь» (новое название запрещенной «Правды»), закрывают ее и забирают весь свежий тираж. Этот удар играет на руку сторонникам Ленина — они видят, что надо срочно активизироваться, иначе в оставшиеся до съезда три дня всех большевиков пересажают. Ленин, скрывающийся на конспиративной квартире, не получает утром свежий номер «Рабочего пути» и пугается, что Керенский начал репрессии. Однако уже в 10 утра в типографию «Рабочего пути» приходят солдаты, поддерживающие большевиков, и прогоняют правительственных юнкеров.

В Смольном — штабе Петросовета — непрерывно заседает большевистский штаб. Наблюдающий за ним американский журналист Джон Рид вспоминает, что большевики почти не спят и не едят: Троцкий и Каменев выступают перед рабочими и солдатами по шесть, восемь, а то и по двенадцать часов в день. Решено, что все члены ЦК большевиков должны находиться в Смольном неотлучно. Караулы на входе усилены, вокруг установлены пулеметы, верные большевикам полки вызывают к Смольному. Балтфлот высылает военные корабли в столицу. Есть опасения, что власти перережут большевикам связь, — чтобы это предотвратить, группы солдат отправляются на почту и телеграф.

Солдаты и рабочие явно торопят события, спрашивают, когда большевики арестуют Временное правительство. Троцкий отвечает, что ничего подобного не будет, если только Керенский не откажется повиноваться решениям съезда. Тем временем Ленин не находит себе места. Он пишет очередное гневное письмо в Смольный: «Положение донельзя критическое. Яснее ясного, что промедление в восстании смерти подобно. Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске… Надо во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д. Нельзя ждать!! Можно потерять все!!» Это письмо он отдает квартирной хозяйке — чтобы она отнесла его Троцкому и другим большевикам.

Она уходит около четырех часов дня. Ленин страшно нервничает и к восьми вечера понимает, что больше не может сидеть на месте. «Ушёл туда, куда Вы не хотели, чтобы я уходил», — пишет он записку хозяйке и выходит на улицу. Узнать его невозможно — мало того, что он без привычных усов и бороды, так он еще и замотал лицо платком — как будто у него болит зуб.

Споры близоруких

Керенский еще утром 24 октября приезжает на заседание предпарламента. Выступает ярко и убедительно, говорит, что ждать нельзя, требует санкционировать арест большевиков. Дебаты продолжаются до позднего вечера. В защиту большевиков выступает Мартов: «Репрессии не могут заменить необходимости удовлетворения нужд революции». Ему кричат из зала: «Министр иностранных дел будущего кабинета большевиков!». «Я близорук и не вижу, говорит ли это министр иностранных дел будущего кабинета Корнилова», — отвечает Мартов.

Ближе к ночи глава предпарламента эсер Николай Авксентьев стыдливо говорит Керенскому, что большинство проголосовало за то, чтобы осудить военную мобилизацию большевиков, потребовать от правительства начать мирные переговоры и передать всю землю в руки земельных комитетов. Керенский кричит, что это вызов Временному правительству, оно в подобных подсказках не нуждается и будет действовать самостоятельно. И убегает совещаться с министрами.

Весь день продолжается подготовка к выступлению большевиков — к Зимнему дворцу стягиваются войска, потенциально верные Временному правительству: воспитанники военных училищ (юнкера) и женские батальоны. На солдат столичного гарнизона правительство положиться не может. Бойцы Самокатного батальона, которые раньше охраняли Зимний дворец, заявляют, что более не желают служить правительству, и уходят из казарм на стихийный митинг.

Впрочем, с женщинами и юношами тоже не все гладко. К Зимнему дворцу привозят 1-й Петроградский женский батальон. Когда женщинам сообщают, что их вызвали для защиты дворца, а не «парада», как говорили раньше, большая часть требует вернуть их обратно в казармы. Всего к вечеру вокруг Зимнего дворца собрано 200 женщин, примерно две тысячи учащихся школы прапорщиков и чуть больше сотни офицеров.

Вечером командующий столичным военным округом приказывает развести все мосты — но выполнить этот приказ не удается. Женский батальон боится подойти к Троицкому мосту, потому что его прикрывают пушки Петропавловской крепости — а ее гарнизон, как обычно, за большевиков.