Империя Греха

Я бью по груше сильнее, пока мои костяшки и мышцы не кричат от боли и напряжения. Пока мое зрение не помутнело от пота и красного тумана.

— Ты закончил убивать боксерскую грушу или мне стоит вернуться через некоторое время?

Я поворачиваю голову в сторону и вижу, что этот ублюдок Дэниел непринужденно прислонился к стене, скрестив ноги на лодыжках.

Я оставляю грушу и направляюсь к нему. Слава Богу, спортзал пуст, потому что сейчас он превратится в место преступления.

Пот капает с моих ресниц и висков, а усталость от ударов по грушу постепенно отступает, когда адреналин выходит на первый план.

Дэниел поднимает руки и отступает назад.

— Стоп, успокойся, дружище. Ты совершаешь серьезную ошибку.

— Я начну беспокоиться об этом после того, как это произойдёт.

Он продолжает отступать, и я иду за ним, мои шаги длинные и намеренные.

— Я только что заверил новое завещание, в котором говорится, что, если я умру при загадочных обстоятельствах, Нокс причастен к этому.

— Тогда пусть так и будет.

— Ты сейчас ведешь себя как неразумный идиот.

— Я неразумный идиот? Ты уверен, что не ты? Поскольку... я не знаю. Ты тот, кто положил на нее свои чертовы лапы. На единственную девушку, которую я когда-либо называл своей. Давай разберем эту гребаную причину, хорошо? Что именно? Зависть? Ревность? Или, быть может, это твоя постоянная потребность чувствовать что-то после того, как твоя школьная влюбленность разбила твоё сердце и растоптала его, будто оно было простым мусором? Это потому, что единственный человек, которого ты хотел, никогда не желал тебя в ответ, и из-за этого у тебя развилась фобия на блондинок, с которой ты до сих пор борешься, даже будучи взрослым?

Он перестает отступать, его плечи становятся напряженными, а черты лица постепенно сходят. Маска доброжелательности, которую он надевает для всех, медленно исчезает, позволяя проявиться его истинному образу.

Яростному, горькому ублюдку, который также ненавидит себя. Это единственное, что у нас было общего, когда мы стали близки, и как бы он ни скрывал этот факт, это все еще огромная часть его сущности.

— Заткнись, блядь, Нокс.

В его резком тоне звучит предупреждение.

Чертовски фантастично. Теперь мы переходим к делу.

— Больно, не так ли? Когда тебя бьют по голове правдой. Когда тебе напоминают, что ты можешь взять любую девушку, кроме той, которую ты действительно хочешь, потому что она лишь использовала тебя, верно? Ты был для нее никем и всегда им останешься.

Его кулаки сжимаются по бокам, и я жду, что он ударит меня. Жду, что он сделает первый шаг, и я смогу повалить его на пол. Однако его губы кривятся, а ямочки на щеках выглядят гротескно, когда он ухмыляется.

— Точно так же, как ты никто для Анастасии, ты это хочешь сказать? Она избавилась от тебя при первой же возможности. И угадай, кого она выбрала? Меня.

Я бросаюсь на него, а он ждет с поднятым кулаком. Я бью его первым, а он ударяет в ответ так же сильно. Возможно, это я тренировался на груше, но в его ударах столько же адреналина, сколько и в моих.

Он как будто ждал этого момента, чтобы выпустить всю накопившуюся энергию, которая росла и в нем.

Я повалил его на пол, но прежде, чем я смог прижать его к поверхности, он развернул нас и ударил меня по яйцам.

— Ублюдок! — ругаюсь я, хватаясь за пульсирующую область, и смотрю на него, потому что он стоит, задыхаясь, его глаза затенены. — Это гребаный удар ниже пояса.

— Точно так же, как и то, что ты притянул ее. Еще раз так сделаешь, и твой член станет следующим.

— Нет, если я не убью тебя первым.

— Можешь попытаться. Но не значит, что у тебя получится.

Я переползаю в сидячее положение, морщась от боли в яйцах. Этот гребаный ублюдок хорошо меня отделал.

Как бы мне ни хотелось переделать его черты лица и продать, я знаю, что он имел в виду мой член. Он может быть яростным мудаком, когда его провоцируют, и я определенно сделал это, упомянув его ахиллесову пяту.

Так что если я не сломаю его член первым, он придет за моим.

Кроме того, похоже, что вся разрушительная энергия, которую я хранил внутри, медленно сходит на нет. Все, что у меня осталось, это горький привкус в задней части чертового горла.

Я поднимаю на него глаза — точнее, взгляд.

— Просто скажи мне, почему, Дэниел. Почему она?

— Нет причин.

— Или ты мне скажешь, или, клянусь, я найду блондинку из твоего прошлого и трахну ее, а потом пришлю тебе снимки.

Я бы не стал, потому что это означало бы прикоснуться к другой девушке, кроме Анастасии, а как бы я ни хотел задушить ее к чертям, я не хочу никакой другой девушки, кроме нее.

Однако мои слова вызывают желаемую реакцию. Он хватает меня за рубашку и поднимает с пола.

— Не смей, блядь.

— Почему? Я думал, ты закончил с ней, или это очередная ложь?

— Я испорчу тебе жизнь, Нокс.

— Ты сделаешь это, пока я буду занят, трахая ее до беспамятства.

— Заткнись, блядь, или я трахну Анастасию по-настоящему.

Я собираюсь ударить его до смерти, когда его слова доходят до меня. Он сказал «по-настоящему», в смысле, этого не было.