Империя Гройлеров

– Надо же, вы даже не обижаетесь! – подивился Алектор. – Для простого петуха это просто расчудесное душевное качество. А для окольцовца… Да еще такого беспринципного, как вы… Для вас давно придумана поговорка: его оттоптали, а он отряхнулся и дальше пошел!

Петел, поняв, что профессор высказался до конца, на полном серьезе похлопал ему крыльями.

– Браво, профессор! – безо всякой издевки изрек завзятый кукарекун. – От всей души – рад. Недокур! Недокур! Вы хоть сами-то понимаете, насколько важное понятие сейчас обозначили? Попросил бы подарить мне этот новый термин, да не смею – вы уж сами обличайте этим словом наших феминизированных окольцовцев.

– Брррррр…. – замотал головой ничего не понявший из этой тирады Алектор.

Петел доверительно накрыл его плечо своим свободным от рукописи крылом:

– Вы дрейфуете в правильном направлении, дорогой Алектор. И я теперь понимаю, что могу рассчитывать на вашу осознанную поддержку в редакции «Курям».

– Ну а при чем тут все-таки попугаи? – профессор Алектор почувствовал, что стремительно тупеет.

– А при том, что менталитет у нас вовсе не петушиный, как они говорят в «Ума палате». И даже не куриный. А попу… попугайский, я грамотно выразился? Короче, все-таки спопугайничали. Дирижабль скопировать не получилось, так они хоть канат переняли. С бору по нитке, нищему мозгами – прибытки. А что? Канат, понимаешь. Дешево и сердито. Все по-нашему, по-куриному.

Профессору Алектору противно было слушать молодого да раннего доцента Петела. Ему-то, старику, «Канатная Орбита» жутко нравилась, даже снилось, бывало, как он парит над Площадью Яйца, гордо кукарекая и взмахивая крыльями…

Несколько раз профессор уж совсем было решался прокатиться-пролететь по орбите, ему даже почтительно уступали место в очереди… Но всякий раз Алектор поворачивал назад, бормоча какие-то жалкие оправдания: мол, вы меня не так поняли, я вовсе не собирался лететь, я только хотел подойти поближе, чтоб лучше рассмотреть, а то зрение, знаете ли, подводит…

Тьфу! Как был ты, Алектор, трусишкой, как жил ты всегда по принципу «Как бы чего не вышло», так и доживаешь свой век. Как бы чего не вышло… Вот ничего у тебя и не выходит, старина…

И вовсе никакой не страх удерживал старого профессора от исполнения давней мечты. Просто он полагал, что полет уважаемого ученого будет выглядеть несолидно, а то и, чего доброго, куры на смех его подымут: мол, совсем выжил из ума на склоне лет, хочет молодым перед всеми показаться, не иначе как жениться надумал…

И пойдут пересуды между клушами-кликушами.

Словно в подтверждение основательности этих опасений, вокруг раздался всеобщий хохот: отъевшийся Кочет скользил в петле под канатом, что уже само по себе являло забавное зрелище. Но потеха достигла апогея, когда стало ясно, что по причине чрезмерного веса Кочету не удастся набрать достаточную скорость, чтобы благополучно достичь противоположного столба. И несчастный гурман беспомощно повис, раскачиваясь, прямо над центром площади, бестолково кукарекая и размахивая всем, чем только мог: крыльями, растопыренными ногами, головкой на короткой шее и даже отвисающим животом.

– Кур-р-рьёз! Кур-р-рьёз! – с упоительным восторгом клекотала вся площадь, наслаждаясь созерцанием того нелепого положения, в которое попал известный в городе человек. – Петух на потеху! Потеха для петухов!

Невозможно описать все те улюлюканья, всхрипывания и повизгиванья, которыми сопровождалась эта сцена. А к месту незаурядного события уже спешили: с одной стороны – фотограф и репортер газеты «Курям», а с другой – «краснопетушатники» (так в Кур-Щавеле именовали пожарных) с длинной стремянкой наперевес.

Появление журналистов напомнило двум ученым, что они практически пришли к избе-редакции, чьи окна выходили на Площадь Яйца. И, не дожидаясь, чем закончится куриный курьез, оба, не сговариваясь, заспешили ко входу в помещение газеты.

Глава девятая Сразу две новые общепородные идеи

– А вот и мы! – поторопился доложиться доцент Петел, выглядывая из-за самой длинной в Кур-Щавеле шеи пофессора Алектора.

– Прошу, прошу, достохвальный профессор!

С этими словами гривастый, сгорбленный петух по прозвищу Конь-Кур, он же – редактор газеты «Курям», слегка приподнял свою гузку от единственного в стране плетеного кресла.

Восседать в нем Конь-Куру помогало почти полное отсутствие хвоста, за что отвергнутые авторы прозвали его Куцым-Куром.

Профессор огляделся – давненько его четырехпалая нога не ступала в просторное помещение газеты.

Хм, все тот же слоган на бревенчатой стене над изголовьем кресла Конь-Кура: «Курям – ТЫ!» Этот же слоган был растиражирован в каждом номере, в «шапке» первой полосы. Имелась в виду обратная связь «читатель-газета», и многие подписчики именовали сей солидный орган не иначе, как «Курямты».

Был у издания и второй слоган: «Убей в себе бройлера!». Этот призыв также в виде плаката был помещен на стене избы-редакции.