Опираясь на полученные таким способом данные, власть инициирует создание Большого нарратива и запускает его в общество, прибегая к помощи школы, СМИ, кино– и телепродукции, театрализованных постановок, музейных экспозиций, рекламы, художественных и музыкальных произведений. Национальный миф используется для устройства всевозможных торжеств и массовых праздников. Заложенные в нем идеи и образы служат основой для национальной символики (государственные гербы, флаги, церемонии, памятники, места народной славы и пр.). Мало того, общественные деятели прибегают к ссылкам на национальный миф в своей риторике для легитимации той или иной политики. А исторические места и памятники, объявленные национальными святынями, могут служить удобным местом для политических воззваний или важных политических заявлений. Наконец, для создания себе привлекательного имиджа политик может принять образ любимого национального героя, фольклорного богатыря, древнего царя или даже божества. Тем самым, образ прошлого используется как не подлежащая критике традиция, которой нужно слепо следовать, ибо она поддерживается авторитетом далеких предков. Но, как мы видели, сегодня образ нужных предков создается вполне сознательно и целенаправленно с использованием самых современных научных технологий. В результате не традиция управляет современностью, а современность придает традиции такой облик, который требуют интересы текущей политики.
Упомянутые мифы о предках, создаваемые на основе археологических и фольклорных данных, становятся в эпоху национализма важным политическим и культурным капиталом. В частности, они создают основу для национальной символики (государственные гербы, флаги, церемонии, памятники, места народной славы и пр.). Они закрепляются в социальной памяти с помощью ежегодных праздников или празднования знаковых юбилеев, школьного преподавания, экскурсий и походов по памятным местам. Они создают канву для художественных произведений и отражаются в музейных экспозициях. Все это и призвано сплачивать нацию в единый организм. Мало того, такие мифы о предках, называющие друзей и врагов, используются иной раз и для легитимации внешней политики. И в этом отношении национализм в современной России мало чем отличается от национализмов в других постсоветских государствах.
В то же время, преследуя прагматические цели, национализм проявляет определенный цинизм в отношении прошлого и памяти о предках. Прошлое волнует его лишь постольку, поскольку позволяет решать актуальные политические задачи. Прошлое как миф и как символ кажется национализму не в пример важнее реального прошлого, запечатленного в его материальных остатках. Отсюда на первый взгляд парадоксальное отношение действующих политиков и чиновников к прошлому: с готовностью прибегая к лозунгам «защиты исторического наследия», чиновники не останавливаются перед уничтожением этого наследия, если оно становится помехой их амбициозным планам.
Наконец, отношение этнического национализма к предкам может разочаровать тех, кто наивно полагает, что идея общего родства способна примирить заклятых врагов. Напротив, там, где на кону стоят реальные интересы (территориальные, политические, экономические, культурные и пр.), противоборствующие стороны не только не склонны делиться друг с другом предками или опираться на идею единого прошлого, но стремятся использовать идею прошлого для увеличения дистанции между собой. Отсюда ожесточенная борьба за предков, наблюдающаяся в целом ряде постсоветских регионов [728] . Такая борьба не только включает присвоение чужого наследия, но порой доходит до прямого уничтожения культурного наследия противника.
Всему этому способствует понимание нации не как политической гражданской общности, а как культурно-исторического образования. Отсюда привилегированное положение «титульных народов»; отсюда деление на «коренных» и «некоренных», которое легко воспринимается обществом и нередко используется политиками; отсюда и трудности интеграции, с которыми встречается любой, кого общество воспринимает как иноэтничного «чужака». Поэтому межэтническая напряженность, характерная для всего постсоветского пространства, является не столько результатом деятельности каких-то зловредных экстремистов (хотя и таких немало), сколько производным от базисных мировоззренческих установок всего общества, лежащих в основе институциональных практик.
Библиографическая справка