Второе же выступление было от представителей Корпоративной Палаты. Они предлагали начать формирование свободного рынка, где люди, обладающие достаточными средствами, будут сами развивать экономику, не государство, а уже люди. Так же эти представители предлагали снять контроль над новообразованным предпринимательством.
За пять минут прозвучало множество проектов подобного типа. Большинство людей, выступавших со своими идеями, не были искушены в политике, они в процессе учёбы даже не изучали никаких других идей, кроме «Теории Государства и Законов Рейха». Везде учили, что есть только одна система и одно государственной устройство – Рейх. «Ничего кроме Рейха» – как было сказано в одной из заповедей Культа Государства. И поэтому эти проекты мало чем отличались друг от друга, становясь более похожие на наивные мечты об утопическом устройстве.
Но вот к людям вышел ещё один человек, приковавший к себе максимум внимания, которое только было возможно. Он ярким был представителем специфической культуры, за которую в Рейхе могли посадить или вообще сжечь как отступника или еретика. «Непризнанная богема» – Как всегда выражался глава имперского правительства. Мужчина довольно свободно и безвкусно одет, будто болел неким психическим заболеванием. На нём трепеталась какая–то рваная майка, по виду стащенная с помойки, розовые туфли, неистово блестящие на свету и серое трико с коленками назад. Он со своим вульгарным видом вышел на середину кабинета. Удивлённые взгляды пронзали его со всех сторон и понеслись пересуды. Этот человек немного помялся, но тут же голосом, наполненным своенравия и безумной вольности, заговорил, чуть ли не брызжа слюной изо рта:
– Я представитель всей свободомыслящей культурной интеллигенции, – с маниакальной улыбкой с безумным рвением начал худощавый мужчина. – Здесь были сказаны и предложены идеи по политическому развитию. Но почему не один не коснулся культуры и морали? Это несправедливо. Ведь мы знаем, что определяющий фактор мышления это мораль и духовность. И я собираюсь в своём проекте сделать мораль свободной. – Уверенно, но, не снимая с лица безумной улыбки, сказал человек и с ещё более безумным взглядом продолжил. – Во–первых, во имя свободы, в новом Рейхе будут разрешены однополые браки.
Зал просто обомлел. Эго слова прозвучали подобно полуденному грому в ясную погоду. Никто не мог понять слова говорившего, ибо всех присутствующих, всю жизнь, с самого раннего детства долгое время воспитывали в полнейшей чистоте, основываясь на консерватизме Империал Экклесиас. Никто даже подумать не мог о существовании того, что сказал этот «деятель» культуры. Но пока весь зал пребывал в полнейшем шоке, он продолжал своё выступление:
– Также, естественно во имя свободы, я прошу, что бы теперь священники регистрировали в церкви однополые браки.
– Никогда! – рыком прозвучал грозный протест от одного из иерархов.
– Мы в парламенте и я имею право высказаться! – в ответ яростно упрекнул священника рассказчик, и ни взирая на гневные взгляды остальных, продолжил в порыве либеральной страсти говорить. – Это было для начала. Во–вторых, наша «интеллигенция» предполагает, что новому, свободному государству необходимо будет отменить принудительное образование семьи после тридцати лет. В–третьих, мы требуем, чтобы были разрешена смена пола для людей, того желающих, в целях повышения уровня свободы. В–четвёртых, мы выступаем за то, чтобы…
Лорд–Магистрариус его больше не слышал. Он полностью впал в прострацию от того, что услышал ранее. Конечно, сквозь пелену сознания он отдалённо слышал ещё что–то про снятие запретов на всё, что можно было только себе представить в семейной и культурной жизни, но глава всего Имперор Магистратос даже не мог себе представить, что на его благородных началах завтра в парламенте прозвучат подобные слова, а «деятель культуры» всё продолжал свой безумный рассказ, уже размахивая в руках какой–то бумажонкой:
– И всё то, что я рассказывал, поддерживают несколько тысяч человек. У меня петиция, на пять тысяч подписей, которую я завтра предоставлю на рассмотрение. Завтра наш свободный голос будет услышан в парламенте.
– Хорошо, – опустошенно, с толикой жуткой слабости, пронзившей его душу, вымолвил Лорд–Магистрариус, желая быстрее избавиться от утомительного присутствия этого «искусствоведа».
Внезапно у главы бюрократии прозвучал телефонный звонок, разорвавший тишину, и он полез в карман.
– Да? Оружие забрали? Через сколько оно будет? Понял. Готовьтесь и начинайте инициацию плана «Рассвет». – С мрачной улыбкой проговорил глава бюрократии и снова обратился к собравшимся. – Друзья, переворот начался. Можете выходить на улицы Рима и вести своих людей на штурм дворца Канцлера. Я присоединюсь к вам чуть позже. Мне нужно будет раздать приказы подчиняющимся мне силам. – Как–то нерадостно, но в тоже время с улыбкой, натянутой, будто сквозь неимоверную душевную боль, сказал предводитель переворота.