Империя камня и веры

– Что со столицей? Через несколько часов мятежники казнят Канцлера и возьмут полную власть в городе, к завтрашнему утру всех высших представителей власти, кроме Лорд–Магистрариуса объявят еретиками и отступниками и навечно заклеймят предателями Рейха, а к вечеру во всей стране будет установлена новая власть. Я, конечно, передал в римский аванпост, чтобы мои люди передали большинство вооружения немногим оставшимся лоялистам. Но не знаю, насколько это замедлит отступников. – Бесстрастно проговорил Данте. – Рим потерян.

– А как вы сообщили в столицу, коммуникации же не работают?

– У полк–ордена своя система сообщения, – холодно ответил Консул.

– Ну а как мои инквизиторы, многие храмовники и солдаты подчинятся новой власти? – всё не унимался инквизитор.

– Вас просто, да и Канцлера тоже, обвинят в столь мерзком преступлении, что ваши же подчинённые сами отвернутся от вас. Вас заклеймят предателями и никто не узнает, что действительно произошло в Риме. Никто, – затем он резко развернулся к своему столу со словами. – Всё, мне пора, я собираю Совет и Орден, а точнее, тех, кто сумеет покинуть Рейх, и отбываю из этой страны.

Затем он что–то взял из стола и поспешно вышел из кабинета, оставив всех в полном одиночестве. В помещении вновь повисла могильная и непроницаемая тишина. Все стояли, глубоко задумавшись, и рассуждали о будущем, что уже скреблось в дверь.

– Что будем делать? – еле сдерживая ярость, всё растущую от бессилия, спросил Карамазов.

– Я лично поспешу в Милан и постараюсь вытащить Габриеля из этого безумия. План мы с Антонием придумаем уже на месте.

– А ты, Морс?

– Что ж, я настолько мелкая фигура, что мне и никуда бежать–то не надо, – с еле заметной улыбкой сказал инспектор. – Я знаю то, что просто ввергнет вас в шок, друзья.

– И что же это? – Не скрывая удивления, спросил инквизитор.

– Я знаю человека, который способен повернуть вспять это безумие, – с предвосхищением вымолвил инспектор. – Канцлера казнят, это да… но после «революции» можно будет скинуть зазнайку-лорда.

С крайней заинтересованностью в оба голоса спросили Эстебан и Карамазов:

– И кто же это?

– Я знаю, где сейчас тайная жена нашего Канцлера, – произнёс Морс и тут же заметил как удивление в глазах его друзей всё продолжает расти и получив наслаждение от этого продолжил. – Она, по праву своего положения, если предоставить ей возможность говорить правду перед народом, сможет весьма сильно подорвать позиции Лорд–Магистрариуса.

– Ты же понимаешь, что за несколько часов мы не успеем всё это сделать? – Голосом наполненной горечью, перемешанной с удивлением, сказал Верховный Инквизитор.

– Ты–то сам, что будешь делать? – спросил Морс Карамазова.

– Я? – Тяжело и отчаянно начал Карамазов. – Сам не знаю. Я только что лишился дела всей моей жизни, лишился чести… что я смогу сделать, если завтра мои же инквизиторы будут по всему Рейху меня искать как мелкого еретика? Отправлюсь во Цитадель Инквизиции и попытаюсь организовать сопротивление.

Во взгляде некогда действительно великого инквизитора читалось глубочайшая апатия и уныние, его глаза потеряли жизнь, а взгляд стал безжизненным. Он действительно потерял смысл жизни.

– Ну, если ничего, то добро пожаловать в главный штаб новой оппозиции, – пытаясь хоть как–то подбодрить своего друга, говорил инспектор.

– Штаба? – с непониманием спросил Командор.

– Да, штаба. Насколько я понимаю, это здание теперь ордену не подчинятся? Так почему бы нам здесь не развернуться?

Карамазов лишь натужно, буквально сквозь боль натянул улыбку на лицо.

– Нам пора прощаться. Мы наверняка в последний раз видимся, – мрачно сказал Эстебан.

– Что ж, если Бог даст, то ещё свидимся, – тяжело поддержал Карамазов.

– Ну, ради того, чтобы мы ещё раз встретились, я готов и в Бога поверить, –Немного шутя высказался Морс.

Карамазов на него сурово взглянул, но увидев саркастическую улыбку инспектора сам немного, уже более легко улыбнулся.

– Слушай Эстебан, а ведь всё–таки встретишь её, передай привет тогда от меня и Карамазова, хоть нас они и не знает.

В кабинете послышался долгий и протяжный смех, бывший буквально взрывом, ставший механическим противовесом на тот каскад дурных чувств, что они испытали. Но смех–то пройдёт, а чувство беспомощности вернётся вновь.

Глава тридцать восьмая. Предреволюционная суета

Время постепенно и неумолимо шло к чёрной и долгой ночи. Над Миланом тяжёлым грузом сгустились тонны тучных и практически чёрных облаков, готовых обвалить на город свой тяжкий груз. На улице хлестал ледяной и жестокий ветер, который промораживал до костей. И чёрные облака всё же решили сбросить свой тяжкий груз на Милан: пошёл ледяной дождь, перемешавшись с липким неприятным снегом.