Империя хлопка. Всемирная история

Такая мобилизация капитала почти всегда происходила с помощью родственных связей. Например, бостонские компаньоны опирались на родственников в деле инвестиций. Точно так же поступало семейство Фрёнкель в Верхней Силезии, построившее в городе Лодзь и около него целую империю, занимавшуюся прядением, ткачеством и отделкой, эффективно объединив семейный капитал и управленческое мастерство. Однако лучшим примером важной роли семьи в зарождающейся хлопковой промышленности был Эльзас, где горстка семей господствовала в колоссальной местной отрасли на протяжении многих поколений: среди них Дольфюсы, Кеклены и Шлюмберже. Эти семьи были связаны взаимными браками. У Пьера Шлюмберже, одного из главных хлопковых предпринимателей Мюлуза, чьи прядильные фабрики и печатные мастерские после его смерти были оценены в 1,3 млн франков, имелось больше двадцати детей и внуков, которые вступили в зрелый возраст с 1830 по 1870 год. Девятнадцать из них были женаты, четырнадцать – на представителях эльзасской буржуазии, а трое – на представителях буржуазии хлопкового порта Гавр. Таким образом, текстильная буржуазия Мюлуза была невероятно тесно связана и способна к организации (в 1826 году ею было основано «Промышленное общество Мюлуза») и использованию власти в целях создания благоприятствующей их интересам политической, общественной и экономической среды. Один из их потомков, Андрэ Кеклен, получил меткое прозвище «султан Мюлуза»[306].

Россия: Людвиг Кноп и его жена

Франция: Андрэ Кеклен

Бельгия: Ливен Баувенс

Мексика: дон Педро Баранда

Таким образом, доступ к капиталу и опыт текстильного производства были необходимы для великого начинания по производству пряжи и тканей с помощью машин, но катализатором, превратившим эти предварительные условия в полноценную хлопковую индустриализацию, стало давление, а именно конкуренция с британским импортом. Во всем мире применение механизированного производства хлопка мотивировалось необходимостью замещения иностранного – как правило, британского – импорта внутренней продукцией, точно так же, как в свое время Англия активно боролась за освобождение от зависимости от импорта из Индии и переход на продукцию отечественного производства. К 1800 году Британия наводняла мировые рынки, экспортируя гигантские количества хлопковой пряжи и, в меньшей степени, ткани: стоимость экспорта в Европу с 1780 по 1805 год увеличилась более чем в двадцать раз[307].

Поначалу сами британские производители играли важную роль агентов распространения промышленного капитализма. Например, Райт Армитедж, манчестерский производитель хлопка, отправил своего брата Эноха в США продавать продукцию своей фабрики. Таким же образом McConnel & Kennedy, манчестерские прядильщики, для продажи своей пряжи рассылали агентов в Гамбург, Швейцарию, во Францию, а в 1825 году – в Лейпциг, Белфаст, Санкт-Галлен, Салоники, Франкфурт, Калькутту, Францию, Геную и Женеву. Их деловые записи утверждают, что они обслуживали даже еще большее количество иностранных рынков. Если в 1790-х годах фирма вела переписку почти исключительно с потребителями в Великобритании, то к 1805 году корреспонденция велась с деловыми партнерами в Германии, Португалии и США, а к 1825 году – с партнерами в Египте, Франции, Индии, Италии, Польше и Швейцарии. В этом году 30 % своих писем фирма отправляла за пределами Великобритании, что свидетельствует о глобальном размахе продаж. Джон Райлендс, первый манчестерский мультимиллионер и создатель «промышленной и торговой империи», начал свою карьеру как ткач, затем превратился в промышленника, а к 1820-м годам стал оптовым торговцем с гигантскими складами в Манчестере, а к 1849 году и в Лондоне, которые обеспечивали поставки на мировые рынки[308].

Захват мировых рынков: Джон Райлендс, Манчестер, 1869 год