Империя Хунну

По этой причине можно полагать, что, скорее всего, аналогичным образом дело обстояло и у хунну. В то же время это не означает, что в хуннском обществе ремесло отсутствовало вообще. Исследования, в частности С.С. Миняева (1982), показывают, что хуннское общество обладало развитой местной цветной металлургией, корни которой уходят в «позднескифское» время. Миняеву удалось выявить несколько самостоятельных центров бронзолитейного производства (Иволга, Джида, Чикой и др.). В то же время он признает, что масштабы развитости хуннской цветной металлургии (отсутствие кварталов ремесленников и пр.) уступали оседло-земледельческим цивилизациям. Кто же конкретно занимался металлургией — сами хунну, пленники или мигранты из Китая, бродячие ремесленники или же оседлое население Забайкалья — пока на этот вопрос сколько-нибудь точного ответа нет. Можно только предполагать, основываясь на изучении материалов Иволгинского могильника, что это не были кочевники хунну.

Подобные выводы можно сделать в отношении хуннского гончарства. Исследователями хорошо изучена эта самая массовая категория археологического материала[139]. В хуннской керамике вьзделяются два «пласта»: более ранний генетически восходит к аборигенным культурам; второй, более поздний, связан с ханьским гончарством[140].

Таким образом, скотоводческая экономика эволюционировала в границах простого воспроизводства, ограниченного емкостью экологический зоны. При этом перед номадами всегда существовала реальная опасность экологического стресса. Для разрешения этих проблем номадам приходилось включать социальные механизмы регулирования (например, ограничение рождаемости) и/или привлекать дополнительные источники существования.

Это могли быть иные формы хозяйства: охота, рыболовство и земледелие. Охоту номады любили, и часто она была для них тренировкой военных навыков. Но земледелие и рыболовство предполагали оседлость, а на оседлость номадов могли вынудить только исключительные обстоятельства. Они относились к оседлости с презрением. Чаще кочевники предпочитали развивать земледельческую экономику внутри своего общества путем включения в его состав мигрантов или пленников из соседних оседлых государств. Такие поселки зафиксированы у многих номадов Евразии и в аридных зонах Африки. Были подобные населенные пункты и у хунну (см. следующую главу).

В целом, если руководствоваться вышеперечисленным набором факторов политогенеза, то можно сделать вывод, что главные внутренние предпосылки складывания государственности (экология, демографический оптимум, рост прибавочного продукта, развитие ремесла) у кочевников отсутствовали. Какие же причины толкали тогда кочевников на разрушительные походы, на массовые переселения и на создание могущественных степных империй? Отвечая на эти вопросы, необходимо учитывать следующие важные факторы.

(1) Этноисторические исследования современных пастушеских народов Передней Азии и Африки показывают, что экстенсивная номадная экономика, низкая плотность населения, отсутствие оседлости не предполагают необходимости развития сколько-нибудь легитимизированной иерархии. Следовательно, можно согласиться с мнениями тех исследователей, которые полагают, что потребность в государственности не была внутренне необходимой для кочевников[141].

(2) Степень централизации кочевников прямо пропорциональна величине соседней земледельческой цивилизации. С точки зрения мир-системного подхода, кочевники всегда занимали место «полупериферии», которая объединяла в единое пространство различные региональные экономики (локальные цивилизации, «мир-империи»). В каждой локальной региональной зоне политическая структурированность кочевой «полупериферии» была прямо пропорциональна размерам «ядра». Кочевники Северной Африки и Передней Азии для того, чтобы торговать с оазисами или нападать на них, объединялись в племенные конфедерации или вождества; номады восточноевропейских степей, существовавшие на окраинах античных государств, Византии и Руси, создавали «квазиимперские» государствоподобные структуры, а в Центральной Азии, например, таким средством адаптации стала «кочевая империя»[142].

(3) Имперская и «квазиимперская» организации у номадов Евразии развивались только в эпоху «осевого времени»[143] с середины I тыс. до н. э., когда создавались могущественные земледельческие империи (Цинь в Китае, Маурьев в Индии, эллинистические государства в Малой Азии, Римская империя на Западе), и в тех регионах, где, во-первых, существовали достаточно большие пространства, благоприятные для занятия кочевым скотоводством (Причерноморье, поволжские степи, Халха-Монголияи т. д.), и, во-вторых, номады были вынуждены иметь длительные активные контакты с более высокоорганизованными земледельческо-городскими обществами (скифы и древневосточные и античные государства, кочевники Центральной Азии и Китай, гунны и Римская империя, арабы, хазары, турки и Византия и пр.).