Империя Хунну

Насколько правильны подобные расчеты? Исследования по теоретической и сравнительной демографии показывают, что определение доли взрослых мужчин в ⅕ часть от общей численности населения для кочевников вполне правдоподобно[265]. Другое дело, в какой степени точны сведения древних летописцев. Китайцы имели солидную для своего времени статистику, но едва ли китайские лазутчики могли дать реальную информацию о блуждающих «в поисках воды и травы» номадах, «отрезанных горными долинами и укрытых песчаной пустыней». Оценки имеют приблизительный характер. Знаменитый Чжунхан Юэ говорил, что численность номадов была меньше населения одной ханьской области[266], но в то же время другой источник (цзянь 48 «Хань шу») свидетельствует, что количество кочевников было сопоставимо по величине с населением крупного китайского округа[267]. Теоретически также можно допустить, что «сто тысяч» для китайцев в данном случае означало не реальное число, а понятие, близкое по смыслу (но не по содержанию!) русскому тьма (нечто вроде «очень, очень много»)[268]. Возможно, что «триста тысяч» обозначает три раза по «очень, очень много», т. е. отражает административно-территориальное деление Хуннской империи на центр, левое и правое крылья. Иррациональный характер значения числа «триста тысяч» отмечался и другими авторами[269].

В то же самое время Л.Н. Гумилев не без оснований считал данные Сыма Цяня стандартным преувеличением китайских хроник. Он основывался на том, что население Монголии даже в середине XX в. было вдвое меньше расчетного[270]. Действительно, к 1918 г. (более репрезентативному для сопоставления с хунну) население Монголии составляло около 650 000 человек[271]. Даже в XX столетии численность скотоводов осталась примерно на таком же уровне, хотя в целом население Монголии возросло за счет урабанизационных процессов почти в три раза[272].

По этой причине более надежны расчеты численности населения кочевых обществ на основе определения продуктивности пастбищных ресурсов и вычисление на основе этого вероятного поголовья стад животных и численности скотоводов. Подобная методика основана на моделировании энергетических процессов в экосистемах, определении вероятной численности диких и домашних животных, а также людей на основе первичной биопродукции аридных пастбищ. Поскольку человек является одним из компонентов экосистемы, людей может быть столько, сколько их способно прокормиться за счет имеющихся в экосистеме ресурсов. Следовательно, численность кочевников прямо опосредована количеством разводимых животных. В свою очередь, численность домашних животных зависит от объемов пастбищных ресурсов. Нарушение равновесия экосистемы (например, чрезмерное стравливание пастбищ) ведет к кризису. Экосистема автоматически стремится восстановить оптимальное соотношение между трофическими уровнями. В сложившейся ситуации (если нет возможности откочевать на другие территории) животным не хватает кормов, они гибнут от истощения и голода, хуже переносят зимние холода. Это сразу же отражается на численности самих номадов, их благосостоянии и политической системе. Со временем баланс между продуктивностью пастбищ, поголовьем животных и количеством людей, кочевавших на данной территории, восстанавливается.

В отечественном кочевниковедении одним из первых попытался использовать данные экологии для определения численности населения Б.Ф. Железчиков, применив их к истории сарматов Южного Приуралья и Заволжья (1984). Однако в его расчеты вкралась досадная ошибка[273], он не учел несколько важных обстоятельств: наличие в экосистеме помимо домашних еще и диких копытных животных, обязательное деление пастбищ на зимние и летние, неодинаковое количество кормов, съедаемых разными видами домашних животных, характер питания самих скотоводов и пр. В настоящее время появились более совершенные методики, которые учитывают эти и другие факторы[274].

Авторы данных разработок совершенно справедливо отмечают, что кочевники никогда не эксплуатировали всю территорию разом. Они поочередно переходили со своими стадами в соответствии с годовым хозяйственным циклом. Еще китайский евнух Чжунхан Юэ отметил эту особенность экономики хунну: «скот же питается травой и пьет воду, переходя в зависимости от сезона с места на место» (выделено мной. — Н.К.)[275]. Особенно важным в этой оценке, с моей точки зрения, представляется то, что Чжунхан Юэ определенно указывает на существование у хунну упорядоченной системы маршрутов сезонных перекочевок.