Империя Хунну

(3) Для китайских хронистов характерно определенное искажение описываемых событий. Любое посольство, прибывшее в Китай, трактуется в источниках как принятие вассалитета от империи, в летописях явно преувеличивается облагораживающее влияние китайской цивилизации на грубых, неотесанных варваров, их желание заимствовать конфуцианские ценности. Любые подарки (а ведь речь идет об архаических обществах, в которых доминировали ценности не рыночной, но «престижной» экономики) интерпретировались китайскими хронистами как дань. Более того, иногда они намеренно стирали грань между данью и иными формами политико-экономических отношений. В их интерпретации «данью» предстают и торговые поставки номадов на китайские рынки, пошлины за переход границы и т. д.[22].

Это относится и к описаниям военных столкновений с номадами, в которых с большой неохотой приводятся потери ханьских армий и в то же время несколько преувеличиваются любые победы. Правда, не исключено, что цифрам военных достижений ханьцев можно верить, так как за соответствующие «приписки» военачальники могли быть сурово наказаны[23].

(4) Социальная структура хунну отражена в китайских терминах. Так, например, к правителям уделов Хуннской державы использован китайский термин вон («князь»). В.А. Панов считает, что это дело рук Сыма Цяня, который ввел понятие князь, поясняя тем самым, что речь вдет о правителе во многом самостоятельного удела. Свою аргументацию Панов основывает на аналогии с древнетюркской титулатурой. В «Тан шу»[24] упоминается, что знаменитый Кюльтегин имел титул «восточного чжуки-князя» (эта традиция, видимо, досталась от хуннов), хотя на тюркском (об этом имеется соответствующая запись в рунах) данный титул назывался туг («знамённый», от тюрк, туг — «знамя»). Приставка ван была добавлена китайцами для большей солидности[25].

Помимо этого, китайские термины использовались для описания хуннских «функционеров» более низкого ранга. Так, под 59 г. до н. э. в «Хань шу упоминается должность чэнсяна. B.C. Таскин указывает, что в китайской бюрократической терминологии данный термин обозначает главного помощника императора[26]. В то же самое время очевидно, что у хунну не было ни императора, ни аналогичного номенклатурного чина. По всей видимости, при описании политической жизни номадов так же следует относиться и к использованию таких специальных должностей, как «правитель дел» (по Н.Я. Бичурину[27]) или «старший делопроизводитель ставки» (по B.C. Tacкину[28]), в оригинале чанши — «старший историк»[29], а также «чиновник» (по Н.Я. Бичурину — «церемониймейстер»[30], отвечающий за прием иностранных послов[31].

Данное явление не уникально. Средневековые европейские путешественники (Марко Поло, Плано Карпини, Рубрук и др.) описывали монгольское общество в привычных для них понятиях: «император», «бароны», «рыцари», «чиновники». Нечто подобное можно встретить в описаниях европейцами архаических народов Америки, Африки и Океании. Свидетельства европейцев пестрят такими терминами, как «короли», «феодалы», «сеньоры» и т. д., тогда как исследования этнографов-антропологов нашего времени убедительно показали, что социальное устройство данных народов к европейскому феодализму не имеет никакого отношения. По этой причине необходимо критически воспринимать специальную терминологию, обозначающую те или иные категории лиц в хуннском обществе. Можно только согласиться с мнением Г.Е. Маркова, отметившего, что нередко используемые авторами древних и средневековых хроник знакомые термины при перенесении их на описание кочевой среды только вводили исследователей последующих поколений в заблуждение[32].

С данной точки зрения, например, не столь принципиально, в каких терминах переводить названия титулов хуннской элиты (да чэнь) из знаменитого описания политической системы хунну из 110 цзюаня «Ши Цзи», как «старейшин»[33], как «сановников»[34], как «начальников»[35] или просто как «лидеров» (leaders)[36]. Более существенным представляется выявление функций и статуса данных лиц в исследуемом обществе.

(5) В текст китайских летописей оказались включенными сюжеты эпоса, записанные китайскими летописцами со слов их информантов. Это предполагает необходимость соответствующей критической переоценки данной информации. Судя по всему, для Сыма Цяня не было характерно критическо-рациональное отношение к собственным источникам информации, то, что в нынешней исторической науке принято называть источниковедческой критикой.

«В отборе фактов он без колебаний следовал уже сложившейся традиции, суть которой сводилась не столько к стремлению точно рассказать, как все было, сколько к тому, чтобы дать понять читателю, как все должно было быть»[37].