К договору был приложен «Секретный дополнительный протокол», составленный в Кремле и посланный в Берлин еще накануне. Суть протокола: Гитлер и Сталин делят между собой Польшу. Этнографическая Польша отдается Германии со статутом протектората, а польские восточные области — Западную Украину и Западную Белоруссию — аннексирует Советский Союз. Сталин признает свободу действий Гитлера в Западной Европе. За это Советский Союз получает право присоединить к СССР Бессарабию, Северную Буковину, прибалтийские государства и даже Финляндию. После церемонии подписания договора Молотов устроил в честь Риббентропа пышный банкет в присутствии Сталина и всей его клики.
Эти люди, которые одним росчерком пера и в течение каких-нибудь пяти минут решили судьбы пяти независимых государств, отлично понимали, что они готовят небывалую до сих пор в истории мировую катастрофу. Тем не менее, они торжествовали как свою победу трагедию этих народов. Ели икру, пили шампанское, слушали музыку, а тостам не было конца. Один тост даже вошел в историю. Об этом тосте, совершенно не предусмотренном дипломатическим протоколом, Риббентроп нашел нужным немедленно доложить фюреру. Тост этот произнес Сталин: «Я знаю, как крепко германский народ любит своего вождя. Поэтому мне хочется выпить за его здоровье» (см. Rossi, A. «Russian-German alliance. 1939–1941». Beacon Press, Boston, 1951, p. 75).
Нужно только на минуту вообразить себе антисемита Риббентропа, чокающегося с евреем Кагановичем, чтобы постичь всю бездну аморальности этих торговцев судьбами человечества. Разбойник из Берлина не только по-дружески чокался с разбойниками из Москвы, но даже чувствовал себя там словно в своей фашистской компании. Вспоминая об этом банкете, Риббентроп рассказывал впоследствии министру иностранных дел Италии Чиано, какие мысли обуревали его тогда: «Я чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей» (там же, стр. 75).
Риббентроп был не единственным фашистом, который питал родственные чувства к большевизму. Им был и сам духовный вождь фашизма Бенито Муссолини, который в октябре 1939 г. авторитетно констатировал: «Большевизм в России исчез, и на его место встал славянский тип фашизма» (там же, стр. 77). Большевики в долгу не остались. Сталин вложил в уста Молотова слова, которые вполне могли бы принадлежать Гитлеру или Муссолини. Вот эти слова Молотова в «Правде» от 1 ноября 1939 г.: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признать или отрицать… Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война на уничтожение гитлеризма».
Сталин, как и нынешние продолжатели его дела в Кремле, оправдывал заключение пакта с Гитлером ссылкой на абсурдный аргумент: Советский Союз, мол, выиграл два года, чтобы готовиться к войне с Германией. Никто не смел привести контраргументы: а чем мы занимались двадцать два года как не подготовкой к войне, чтобы «бить врага на его собственной территории», как выражался Сталин. К тому же, разве готовятся к войне, снабжая в то же самое время будущего врага военно-стратегическим сырьем?
Чтобы еще полнее удовлетворить аппетиты Гитлера таким сырьем не только из СССР, но и из других стран через СССР, И февраля 1940 г. было заключено новое советско-германское соглашение, опять-таки явно в ущерб советским интересам. В свете будущей даты нападения Германии на СССР интересны и сроки поставок сторонами товаров. В то время как немцы должны были поставить свои товары Советскому Союзу в течение двадцати семи месяцев (машины и оборудование), Советский Союз обязался закончить свои поставки через 18 месяцев, то есть как раз к началу нападения Германии на СССР. Кроме того, Москва обязалась покупать для Германии металл и другое сырье в третьих странах, чтобы обойти английскую блокаду. Плюс к этому, Советский Союз разрешил Германии транзит через свою территорию немецких закупок из Маньчжурии, Афганистана, Ирана, Румынии. По поводу нового соглашения доктор Шнурре победоносно сообщал в Берлин: «Несомненно, СССР обещает куда больше поставок, чем это оправдано с чисто экономической точки зрения, и он должен делать эти поставки частью за счет собственного снабжения… Соглашение означает для нас открытие дверей в страны Востока. Покупку сырья в СССР и в пограничных к нему странах можно еще больше расширить… Эффект английской блокады будет значительно ослаблен». («Nazi-Soviet relations…» стр. 134).