Реакция нового руководства Кремля на алма-атинские события правильно фиксирует, что они были подготовлены практикой эпохи Брежнева, но игнорирует подлинную подоплеку самих событий, извращая их великий исторический смысл. Мимоходом сославшись на алма-атинские события, Горбачев сказал на январском Пленуме (1987 г.), что в последние десятилетия «негативные явления и деформации… проявились и в сфере национальных отношений». На самом деле «негативные явления» сводятся к росту национального самосознания, а «деформации» — к намеренной фальсификации не только ленинских указаний в его предсмертной статье «Об автономизации», но и к грубейшему нарушению принципов «Декларации об образовании СССР» от 30 декабря 1922 г. и договора между советскими республиками об их суверенитете, которые являлись основой создания СССР в 1922 г. на 1-ом съезде Советов и его первой конституции 1924 г. Горбачев поставил фальшивый диагноз болезни, оценив рост патриотизма нерусских народов, как «негативные явления и деформацию национальных отношений». Но раз диагноз фальшивый, то и рецепт лечения тоже будет фальшивым, что еще больше усугубит состояние болезни пациента. Имя этого пациента — Советская империя, которая тяжко больна не только социально-экономически, но и, в первую очередь, национально-политически. Сталин на ранней стадии существования Советской империи называл такие явления болезнями роста, и это в каком-то смысле было правильно. Но нынешние болезни Советской империи — это болезни ее упадка, прогрессирующей дряхлости, начало всеобщего кризиса национальных отношений одновременно во всех ее частях. Ведь Кремль и его новые лидеры обманывали самих себя, когда в очередной редакции «Программы КПСС» на XXVII съезде партии категорически заявили:
«Национальный вопрос, оставшийся от прошлого, в Советском Союзе успешно решен».
И после того, как за этим «успешным решением» национального вопроса последовал алма-атинский шок, крымско-татарские демонстрации в Москве, многократные и массовые демонстрации в столицах Эстонии, Латвии и Литвы под знаменем восстановления их национальных прав, новые лидеры Кремля вместо трезвого анализа глубинных причин роста национального движения на окраинах, вместо пересмотра великодержавной политики своих предшественников, — продолжают ту же старую политику под тем же фальшивым лозунгом «интернационализации», переименовав ее теперь в политику «двуязычия».
Однако, как мы уже говорили, рост национального самосознания — не локальное и не спорадическое явление. Национальное самосознание — наиболее ярко проявляющееся в области культуры и в «переоценке ценностей» собственного исторического прошлого, растет во всех стратегически важных окраинах империи — на Украине и в Белоруссии, на Кавказе и в Прибалтике. Причем убежденными глашатаями национального возрождения выступают там не какие-нибудь «буржуазные националисты», а выдающиеся культурные деятели, коммунисты, апеллируя к тому же Ленину, к которому часто начал обращаться и Горбачев для обоснования «радикальных реформ», «гласности», «демократизации». И все они в один голос утверждают то, о чем мы уже говорили: бессмертие нации держится на бессмертии ее языка, добавляя, что их национальные языки обречены на исчезновение, если не будет «радикальных реформ» и в области партийной языковой политики. Известная армянская поэтесса Сильва Капутикян требует восстановить в армянских школах равноправное преподавание армянского языка, армянской литературы и армянской истории наряду с преподаванием русского языка, русской и всеобщей истории. Она привела характерные примеры:
1) для интенсивного изучения русского языка в армянских школах Министерство просвещения СССР предложило разделить каждый класс на группы по 10–12 человек, но, добавляет она, «Министерство не разрешает применить тот же метод изучения армянского языка в русских школах республики, где 90 % учащихся — армяне, хотя многие ученики и свой язык знают плохо»;
2) второй пример касается преподавания национальной истории в национальных школах. Капутикян пишет: «В школах союзных республик мало часов отдано истории своих народов. У нас, например, в пятидесятых годах на это выделялось 102 часа, а сейчас лишь 50».
Ее общий вывод весьма печальный:
«У нас в Армении год от года сужается сфера армянского языка. Не только в учреждениях союзного значения, но и в сугубо местных армянский язык постепенно уходит из делового обихода… Когда язык остается, главным образом, бытовым, он закостеневает, отстает и утрачивает свою вековую способность включаться в общее движение развития человеческой мысли» («Правда», 7.5.1987).