Солнце садилось. Минотавры на месте людоедов расставили бы сеть стражей, послали бы по округе разведчиков — орда же просто встала и немедленно начала готовиться ко сну. Погонщики повели мастарков и мередрейков в сторону деревьев — заниматься фуражировкой и кормиться. Воины, объединившись в группы, разжигали костры, готовясь жарить припасенное мясо. Вовсю загремели кости, уже слышались азартные крики. Многие просто упали там, где стояли, и немедленно уснули.
Спешившись, Белгрок достал огромный девятихвостый кнут, ремни которого были снабжены металлическими крюками, и направился ко второму фургону. Из-под шкур, еще носивших на себе гербы Соламнии, шустро выпрыгнули два людоеда, вооруженные мечами, и принялись громко раздавать распоряжения. Немедленно послышался унылый звон цепей, и наружу полезли рабы, в основном люди и лишь два эльфа. Одни были грязней людоедов, другие тряслись от болезни или слабости. Бесцветные глаза рабов равнодушно смотрели по сторонам.
— Харум я кьят! — повторил Белгрок, теперь указывая на другой фургон. Рабы медленно, с тихими стонами побрели туда. Борт повозки откинулся, показались толстые жерди и пятнистые шкуры для шатра Голгрина. Пока рабы под свист кнута готовили ночлег, вернулся Нагрок, который с небольшим отрядом выезжал вперед.
— Никаких панцирей, — доложил рябой людоед на всеобщем, имея в виду соламнийцев или Рыцарей Нераки. Голгрин требовал от окружения знания языков, особенно всеобщего, считая себя цивилизованным правителем вроде королей запада или собственных древних предков. — Никаких остроухих, — упомянул Нагрок эльфов. — Не встречал и урсув суурт.
Проведя целый жаркий день в шлеме и тяжелых латах, Нагрок вонял еще хуже, чем обычно. Он наклонился, в голодной усмешке обнажив покрытые толстым слоем налета зубы:
— Никаких урсув суурт на юге... Можем туда повернуть и...
Голгрин укоризненно посмотрел на него, заставив командира замереть на середине фразы.
— Ты ведь не будешь больше об этом говорить, правда? — Его взгляд заставил огромную мускулистую фигуру вздрогнуть. Нагрок не сомневался — еще миг, и однорукий повелитель поразит его страшным ударом таинственной силы. — Никогда... Пока я сам не захочу, верно?
Голгрин потрогал тяжелую цепь, висящую на шее, переместив некий объект под туникой. Нагрок побледнел от ужаса:
— Конечно, друг Голгрин, конечно! Извини глупого слугу, он просто пошутил!
Обстановку разрядил Белгрок, который, согнувшись в три погибели, заглянул в фургон.
— Шатер готов, Великий Лорд!
Голгрин кивнул и, не обращая на двух офицеров внимания, двинулся к месту ночлега. Шатер был высотой в два его роста и такой просторный, что внутри могла поместиться дюжина огромных воинов. Толстые шкуры мастарков укрывали стены и вход. Только что закончившие трудиться рабы растянулись в пыли неподалеку. Охранники с кнутами замерли в почтительных позах рядом. Лорд откинул шкуру и вошел, строго осматривая внутреннее устройство: ярко ли горит масляная лампа, лежат ли на столе мехи с вином и водой, установлена ли на мягком ковре походная мебель.
Молодая эльфийка, одетая только в козью шкуру, скользнула следом. В отличие от других эльфов, ее тонкая кожа осталась чистой, а длинные локоны были тщательно вымыты и завиты. От нее даже исходил аромат жасмина, что было неудивительно, ведь она занималась всем домашним хозяйством. Даже цепи на ее руках и ногах оказались тонкие и изящные. Ей наверняка исполнилось больше сотни лет, но эльфийка по-прежнему производила впечатление юной девушки.
Голгрин достал оружие из-за пояса, рабыня быстро сняла с него перевязь с ножнами. Двухлезвийная секира уже стояла на специальной меховой подставке, на крошечном столике лежали три свитка и перо кондора. Крошечный пузырек чернил, украшенный соламнийским зимородком, был закреплен в специальной нише.
Великий Лорд закутался в меха и протянул обрубок руки девушке. Та немедленно начала разматывать шелковую повязку. Она не смогла скрыть гримасы отвращения, когда из-под ткани показалась ужасная рана. Голгрин захохотал при виде ее смущения, и эльфийка взяла себя в руки, не дожидаясь удара, который неизбежно должен был последовать за этим. Когда все покровы упали, Великий Лорд еще раз посмотрел на обрубок — тогда, на поле боя, лезвие очень чисто отсекло конечность, а потом, чтобы избежать потери крови, Голгрин прямо в бою прижег рану факелом. Первые дни он продержался только на цветках грмина, которые притупляли боль. Лишь через неделю людоед оказался готовым терпеть муку и перестал тайно принимать наркотик. Всем последователям показалось чудом, что он сумел выжить с такой страшной раной, — Голгрину пришлось показать искалеченную руку и сразиться с несколькими очень серьезными противниками, доказывая свою состоятельность.