Это всё было понятно. И не только ему самому, ибо дураков среди миллионеров как-то нет. Волновало другое. Вопреки обещаниям, сказанным тогда в Екатерининском зале Дома Империи в Кремле, Государь и его правительство широко раскрыли двери России иностранному капиталу. Да, деньги в Россию и Ромею потекли рекой, американцы, итальянцы и немцы спешили вкладывать деньги, строя заводы и приобретая концессии, а те же французы просто массово переселялись из разоренной войной и революцией бедной Франции в Россию, где тут же (или не тут же) принимали российское подданство и уже на правах русских открывали своё дело в Империи безо всяких ограничений. Тот же господин Рено тому ярчайший пример, богатеет прямо на глазах! И пусть Рено не конкурент основным русским финансовым и промышленным игрокам, но ход событий вызывал серьезные опасения.
Самого же Филиппова и его коллег по аграрной торговле, волновали квоты и пошлины на экспорт зерна, подсолнечника и прочего, при том всём, что в Италии и на Балканах шла широкая закупка зерна и прочего продовольствия для обеспечения нужд Ромеи. Это вызывало ропот недовольства, но Император был непреклонен.
Так и сказал: «Я не только не против того, чтобы русские зарабатывали на внешней торговле, но и готов это всячески поддерживать. Но, во-первых, в Империи ещё не накоплен необходимый запас зерна для того, чтобы пережить без голода любую засуху, во-вторых, экспорт продукции переработки ничем не ограничен. Стройте мельницы, маслозаводы, стройте всё прочее и продавайте за границу продукт, а не сырье».
Отдельно Императору задавали обеспокоенные вопросы относительно сообщения о том, что Россия заключила соглашение с США на закупку почти половины урожая их фермеров. Звучали опасения о том, что выброс на российский рынок такого количества американского зерна просто обрушит цены настолько, что проще будет зерно сжечь, чем куда-то возить. Но, и тут Государь остался твёрд в своём решении: «Вы сами хотите свободы экспорта зерна. Чем быстрее мы пополним «Закрома Родины», тем быстрее вы такое право получите. Гарантирую, что американское зерно на свободный рынок не попадёт. Именно в виде зерна не попадёт. Вы же можете закупать его у «Закромов Родины» по приемлемым ценам для переработки в муку и прочий хлеб».
Спорить с Императором трудно (если вообще возможно), тем более что осень действительно была скупой на влагу, да так, что среди аграриев и купцов пошли рассуждения о скромных видах на будущий урожай. Потом пришла малоснежная зима и разговоры усилились. В общем, почтенное общество решило обождать и посмотреть, заранее готовясь. На всякий случай. И вот теперь эта газета и речь Императора.
Сейчас-то всё и завертится.
Глава 3. Этюды на фоне надвигающейся грозы
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. БОЛЬШОЙ ВЛАДИВОСТОК. 30 апреля 1921 года.
— Вот ты, товарищ поручик, и прошел марш-бросок. Точнее — пролетел.
Вокруг засмеялись, а Иван Никитин с трудом попытался сесть на носилках. В голове шумело, в глазах всё кружилось. Да, некрасиво вышло. Совсем некрасиво. Прибыл к десантуре писать репортаж о службе. Поймали «на слабо». Понятно, что он даже не «паркетный офицер», а вообще «пиджак», которому, в силу служебной необходимости, присвоен чин поручика, а вокруг него вышколенные спецы-десантники, но ведь Государыня выдержала всё, пробежала всю дистанцию и даже…
— Может его с самолёта сбросить с парашютом?
Ироничная ухмылка:
— А парашют-то ему зачем? Зря переводить только.
Новый голос:
— Да и самолёт…
Третий, уже более властный:
— Так, хорош, мужики. Вон уже медики наши бегут.
Прибежавшие вновь уложили его на носилки, расстегнули броник, сняли разгрузку, отложили в сторону автомат, а он лишь без сил смотрел в голубое небо, где с пролетающего самолёта выскакивали черные фигурки, которые вскоре обретали над головой белые купола парашютов. Вот и Императрица Мария так прыгала. Он сам видел это своими глазами. И Государь прыгал. А сам Иван не смог даже дистанцию пробежать при полной выкладке. А она смогла…
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 30 апреля 1921 года.
Устало тру переносицу. Какой кошмарный день. Вымотался, как не знаю кто. Совещания, аудиенции, доклады. Неизбежный протокол — бумагу туда, салфетку сюда, поклоны и книксены. Высочайше повелевать соизволил…