Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Молодая польская еврейка сказала мне недавно, что невозможно понять Россию, если не учитывать азиатский деспотический дух и исконную готовность русских быть рабами. И если она права, то значит русские и европейцы действительно похожи, но, слушая ее, я вспоминал и грезил о русской культуре: Гоголь, Достоевский, Соловьев, Чехов, Мандельштам, Солженицын, Цветаева, Мусоргский, Скрябин, Тарковский, Губайдулина, Денисов, Шнитке и так далее.

Демократия теряется, растворяется в трюках, приготовленных для толпы. Мы живем с тенями фактов, в иллюзиях, отнюдь не в реальности. Отчаяние — вот нужное слово.

Как верующий католик я обязан сказать, что отчаяние — это уступка дьяволу. Я католический писатель, следовательно, у меня нет права на отчаяние. Западная Европа сегодня ненавидит католицизм — но я принимаю бой.

Кантор: Определение фашизма

Ришар, политика последних лет заключается в одном: в желании отсрочить приход фашизма. Социалистический проект отменили, демократический провалился, никаких препятствий для наступления фашизма не осталось. Фашизм пытались локализовать — объявляли его наступление то в Ираке, то в Ливии, то в Украине.

Дело не в том, какой из держав что именно на руку — все так или иначе делали вид, что существует точка, где появился фашизм и где с ним надо бороться.

Но фашизм наступил везде — прежде всего потому, что его не замечали: этим словом называли все что угодно, только не сам фашизм.

Сегодняшний либеральный гражданин охотится на призрак тоталитаризма (это крайне растяжимое понятие), но четко определенного зла он знать не желает. Книга Дебора «Общество спектакля» мне не показалась убедительной потому, что добавила новое определение к ситуации, и без того отягощенной избыточными словами. Никакого спектакля нет — есть реальность.

Мы так боимся сказать финальное страшное слово, что гораздо охотнее говорим, будто фашизм уже вовсе не существует, что он принадлежит к ушедшей эпохе. Или внедряем много дефиниций: «итальянский фашизм», «германский нацизм», «франкизм» — и вот определение уже поплыло.

Но согласитесь с простейшей мыслью: тот факт, что в тридцатые годы прошлого века было представлено полтора десятка инвариантов фашизма, говорит лишь об одном: у явления «фашизм» есть общий знаменатель, есть нечто такое, что воспроизводится постоянно, а вот в числитель может быть вынесена культурная особенность пораженной недугом страны. Это может быть венгерская гордость, русское мессианство, германское братство — то есть особенности стран, но не это главное.

Да, есть итальянский и германский фашизм, они в чем-то несхожи. Ну и что с того? Есть масса явлений, представленных в разных странах, — с отличным культурным числителем, но с общим знаменателем. Есть общий радикал, и на основании этого общего и надо определять фашизм; а то, что фашизм Салазара не похож на фашизм Квислинга, — это относится к культурным особенностям.

Есть и другая опасность: использовать слово «фашизм» для обозначение любой диктатуры. Например, сегодня либеральный диктат рынка называют новым фашизмом. Это настойчиво повторяют, и многие поверили. Между тем неолиберальная диктатура (таковая есть, безусловно) — это никак не фашизм. И теория золотого миллиарда, паразитирующего на прочих людях планеты, тоже не фашизм. И колониализм — это угнетение, но не фашизм. И египетский фараон и его власть тоже не фашизм.

Подмена понятий приведет к тому, что явление, ошибочно именованное фашизмом, впоследствии признается едва ли не положительным — поскольку фашизма в нем нет.

Так, называли Ирак фашистской страной, а Саддама сравнивали с Гитлером. Саддама обвинили в хранении оружия массового поражения — и, осуждая впоследствии западные страны за подлог, практически оправдали Саддама. Между тем Саддам действительно был тираном, и, возможно, восточная сатрапия Саддама ничем не лучше фашизма и должна быть устранена. Просто это не фашизм.

Приведу другой пример. Сегодня русские газеты используют термин «украинский нацизм», оправдывая агрессию в Украину, — ведь агрессия как бы защищает от страшного зла. Никакого нацизма в Украине нет и не было. На выборах в Украине процент сторонников «Правого сектора» (националистов) оказался мизерным. В правительстве Украины много евреев, а ограничения на русский язык совсем не означают геноцид. В Латвии, например, русский язык тоже не считается государственным, а граждане, не сдавшие экзамен на знание латышского, не получают гражданство, при том что в Риге половина населения — русские.