Империя. Наложница

Я кивнула.

– Пой! – велел он, и пошел обратно к костру.

Боже! Все лишь спеть!

И я запела. Слов не помнила, да, и не настолько хорошо знаю богундский. Опять, просто мелодия без слов. Напев несколько мелодий, я охрипла и замолчала, ожидая, что мне прикажут продолжить. Но, богундцы угомонились, и уснули, кто где – все, кроме часовых.

Я тоже улеглась на телегу, притиснувшись к храпящему Киру – он развалился по всех повозке – потому что, ночью стало очень холодно, и я о возницу грелась. Богундцам же, похоже, было все равно – холода они, будто, и не чувствовали.

Долго не могла уснуть – думала. Сбегать надо, но, пока нереально – некуда, погибну в степи, мучительно, от жажды или голода. Или волки съедят. В Империю вернулась зря, и нужно возвращаться в реальность. Для этого, умереть легкой и быстрой смертью. Или попасть в большой город, в храм, на точку. Но, в этих краях храмов нет… Вот почему я лебезила перед Астаханом? Надо было вызвать его гнев – что не трудно – и он бы быстро отрубил мне голову. Быстро… Умирать, однако, страшно, даже зная, что не умрешь. Пока я не была готова к этому. Надо приготовиться, набраться мужества, и…

Я уснула.

Утром, едва я продрала глаза, к нашей повозке подъехал богундец из свиты Асты, которого я узнала по длинным волосам, схватил меня своей лапищей – я смогла только пискнуть, как придавленная мышь – и посадил на лошадь, сзади за собой.

– Держись! – крикнул он, и послал коня рысью. Держаться было особо не за что, дикарь в гладкой кольчуге, и мне пришлось обнять его за талию. Однако, я старалась не прижиматься к его спине – какая-никакая, а грудь у Ли имелась. И меня бы разоблачили, обнаружив что женщина.

Глава третья

Куда и зачем меня везут – неизвестно. Но, главное, что из того ада, каравана рабов.

Довольно быстро мы догнали Астахана и его свиту, которые нас ждали, и не останавливаясь, понеслись дальше, вместе со всеми. Тело Ли было на редкость выносливым, и особых неудобств не испытывало. Хотя, держаться на лошади, несущейся рысью, и при этом стараться не коснуться грудью спины богундца утомительно.

Через какое- то время я стала задремывать, но этого допустить было нельзя, что бы не свалиться, или не выдать себя. Еще через полчаса мне захотелось писать. Богундцы свои дела решали, не сходя с коней, мне же приходилось терпеть. И сколько еще терпеть – не ведомо. Но, меня взяли с собой, видимо, не для пения или бесед на богунском, а, навсегда. Значит, теперь я рабыня Асты. Значит, мы едем в ханский дворец. Или шатер – в чем он там живет, этот степной дикарь. И, я гадала – возьмет ли Астахан меня в Ассин, когда отправиться туда? Увижу ли я Дени? И, надо ли мне, его видеть? Ведь это слишком больно – смотреть на любимого, и не иметь возможности открыться, или, хотя бы, прикоснуться к нему. И, главное – смотреть, как он любит и любим, как он счастлив. С другой.

Наш конь чуть поотстал – все же, я была грузом, а остальные налегке. Выглядывая из-за спины моего спутника, я видела впереди широкую спину Астахана. И мне хотелось ехать с ним, а не с тем, на чьем коне была. Я даже вспомнила запах Асты – горьковатый, полынный, степной, к которому примешивался сладко-дымный, неведомый мне, но очень приятный, аромат. Эти мысли приходили в голову только потому, что Аста брат Даниэля. Хоть какая- то связь. Да и фигуры их похожи. Если не принимать во внимание черные волосы хана, можно представить, что я вижу спину Дени…

Мои мечты прервались, когда уже стало смеркаться. Мы догнали группу беглых рабов, которые, конечно, побежали в рассыпную, и конечно, были пойманы. Богундцы их не убили – они просто переломали беглецам ноги, и оставили умирать…

Мой сосед по лошади в охоте на рабов участия не принимал – надо полагать, из-за меня, как лишнего груза. Хан тоже. Мы стояли рядом с конем правителя, и я видела профиль Асты. Никаких эмоций экзекуция у него, похоже, не вызывала. Мой же сосед огорчался, что не может погонять рабов, и веселился, слыша хруст костей, и вопли истязаемых. Я же сжималась от ужаса, и пыталась не видить и не слышать.

Затем, мы продолжили путь. А я раздумывала, как дикари поняли, что эти люди рабы? Потому, что те убегали? Или, еще по каким признакам?

Вскоре мы остановились на ночлег. Когда лошадь замерла, богундец, совершенно неожиданно и бесцеремонно, просто столкнул меня с седла. И я грохнулась на землю, клацнув зубами, и услышав, как во мне что-то екнуло. Не смотря на боль и шок, заметила, что Астахан сердито зыркнул на моего обидчика – видимо за то, что так плохо обращается с его собственностью.

– Кто ж знал, что этот… Не умеет с коня слезать!– оправдывался богундец.

Немного придя в себя, я, наконец-то, отойдя в сторонку, смогла сделать дела. Потом богундцы ели, я сидела поодаль, и ждала, когда и мне, что- нибудь дадут. Дождалась – Аста кинул обглоданную копченую кость, которую я есть не стала. Затем, по знаку хана, один из дикарей принес мне бурдюк с водой, и кусок лепешки. Слава богу, отломленной, а не покусанной. И я поела.