Империя наших надежд

Эта ночь меня убивает. Я знаю, что приближаюсь к концу своего существования. Нет, я буду жить. Моё сердце будет биться. Но я теряю себя. Того, кто мог что-то чувствовать. Того, кто умел сожалеть. Я изменился, и ничего поделать с этим невозможно. Так получилось. Со мной получилось. Моя любовь умирает…

Тихо пробираюсь в дом сестринства. Может быть, в последний раз…

Открываю дверь, затем вторую, и моё сердце больше не обливается кровью, когда я вижу её лицо, повёрнутое ко мне. Мира убирает от щеки полотенце со льдом. Там синяк. Огромный и яркий. Мой синяк. Мой удар. Моя ненависть. Порой мне кажется, что я, действительно, начинаю её ненавидеть за то, что происходит со мной. Я в паутине из собственных, скомканных надежд в огромный кусок из грязи и боли. Я устал бороться в этой слизи. Я устал…

Подхожу к Мире и приподнимаю её лицо, рассматривая вздувшуюся щёку и кровоподтёк. Красиво… я с ума схожу. Мне больно…

– Всё нормально, – шепчет она, дёргая головой и отворачиваясь от меня.

– Она пошла за тобой?

– Откуда ты узнала, что это Марджори?

Мира усмехается и цокает, а потом кривится от боли.

– Догадалась. Сложила всю мозаику, и… почему ты удалил видео с ней? Ты уже знал, да? Ты просто скрывал от меня это и многое другое. Что происходит, Рафаэль? Что с тобой снова не так?

А что со мной так, девочка моя? Я умираю… я столько отдал, чтобы любить тебя, а это всё оказалось бессмысленно. Я забыл о себе. Я думал только о тебе. Я погибаю… теряю тебя… себя… нашу любовь… прости меня…

– Это не важно, – отвожу взгляд, и сердце дерёт от боли. Ещё дерёт. Недолго ему осталось…

– Мон шер…

– Не зови меня так. Он сдох. Его больше нет, – рычу я, сжимая кулаки от ярости, от той низменной ненависти к ней. Я знаю, откуда она. Знаю, что пришло время винить Миру во всём. Знаю, что этого не избежать. Я на грани. Я не могу выжить рядом с ней. Один смогу. С ней нет. Я не в силах… устал.

В её глазах мелькает страх, а затем проходит секунда за секундой, и она всё понимает. И это больно. Вот так мучить друг друга больно, но я должен. Хотя бы одно обещание… одно, мать вашу! Одно!

– Рафаэль…

– Дай мне время… прости меня. Дай мне время. Всё очень сложно. Я… мне стыдно за этот удар, понимаешь? Со мной, действительно, что-то не так. Я тону в этом дерьме и не хочу видеть тебя. Мне всё осточертело. Я втянул себя в это болото из-за тебя.

Горько. Поскорее свалить отсюда надо. Горько. Очень горько. Ей больно. Ей страшно. Я знаю… всё знаю.

– Ты же знаешь, что я рядом, Рафаэль. Что бы ни случилось…

– Любовь до гроба? – Перебивая её, бросаю едкий взгляд, от которого Мира ёжится и напряжённо замолкает.

– Ты веришь в это? До сих пор веришь? Зачем? Где та сука, которую я знал? Где та наглая и неприятная стерва, которая меня возбуждала? Где она? Почему ты превратилась в растёкшееся дерьмо, от которого меня тошнит? Не подходи ко мне, – выставляю руку вперёд, запрещая Мире даже приближаться ко мне. Это противно. От самого себя противно. Я не хочу этого говорить. Это ложь… я не знаю, что со мной.

– Просто оставь меня в покое. Оставь меня… я больше так не могу и не хочу. Твой мир не для меня, и я не буду жить в нём. Мне нужно время… оставь меня, – разворачиваясь, направляюсь к двери.

Мне плевать, если кто-то увидит меня сейчас. Я найду миллион объяснений. Я выдумаю сотню причин. Я научился это делать. Научился быть похожим на них. Научился лгать и изворачиваться. Научился использовать и уничтожать. Научился быть бессердечным даже с теми, кого где-то глубоко внутри люблю. Это страшно. Вот что делает их мир с людьми. Он их меняет, вынужденно меняет, потому что иначе нельзя выжить. Он их ломает, толкая в грязь, и не отмыться от неё. Но единственное, что я знаю и понял – деньги, действительно, не пахнут. Они смысл нашего существования. Мы продаём себя ради них. Продаём всё. Даже любовь, только бы не голодать. Мы ничтожные твари, рождённые, чтобы деградировать. И я теперь один из них. Я добьюсь всего сам, а потом… не знаю, что будет потом. Но я продал себя. Этой ночью я себя окончательно продал.

Прости меня…

Глава 18 Мира

Тщательно втирая корректор в кожу, чтобы замаскировать огромный и яркий синяк на пол-лица, смотрю на своё бледное отражение в зеркале.

Я не смогла заснуть. Я не смогла даже поплакать нормально, чтобы как-то облегчить тот ком страха и горечи, собравшийся внутри меня.