Империя, не ведавшая поражений

Когда-то мы пытались его убить — до того, как он стал членом нашей команды, когда мы еще были морскими разбойниками. Мы атаковали его корабль. Он пытался взять нас на абордаж. Мы с Микой сбросили его за борт.

А потом он оказался на том итаскийском корабле, и Колгрейв решил, что он должен заменить Умника или Вельбота.

Мы заключили договор о взаимопрощении — без единого слова.

— На моей родине есть легенды об оскореях, — сказал тролледингец. — О Дикой Охоте. О проклятых душах, которые верхом на адских конях охотятся в горах на живых.

Малыш протянул ему крючок и кусок лески, и он начал с ними возиться.

— К чему ты клонишь? — спросил я.

— Мы — оскореи моря, — он наживил крючок и бросил его за борт. Мы ждали. Наконец он продолжил: — Про Диких Охотников говорят, что они никого так больше не ненавидят, как друг друга.

Мы снова подождали. Но больше он ничего не сказал.

Этого было достаточно, чтобы заставить меня задуматься.

В словах его содержались и истина, и вопрос — в обычной уклончивой манере тролледингцев.

Ненависть всегда оставалась чувством, объединявшим всех на «Драконе». И мы ненавидели друг друга больше, чем кого-либо еще.

Но теперь мы начинали более или менее ладить.

Остальные тоже это заметили. Даже Малыш.

— Что это значит, Лучник? — спросил парнишка.

— Не знаю.

Перемены происходили все быстрее. Я больше не узнавал самого себя. Впрочем, знал ли я себя когда-либо по-настоящему?

На носовую палубу неуклюже вскарабкался Толстяк Поппо, еще раз подтвердив изменившееся отношение команды ко мне.

— Добро пожаловать на философскую беседу, Поппо, — сказал я. — Что заставило тебя поднять сюда свою задницу?

Он был настолько толст и ленив, что редко двигался с места, если на то не возникало крайней необходимости.

Поппо опустился позади меня на колени и прошептал:

— Там, среди деревьев на том берегу бухты. Под большим мертвым стволом, который вы называете виселицей.

Я посмотрел в ту сторону и понял, что он имел в виду.

Их было четверо, одетых в мундиры. Солдаты.

Медовый месяц подошел к концу.

— Мика, спустись вниз и вытащи на палубу Старика. Скажи ему, пусть взглянет, что там под «виселицей». Постарайся, чтобы все было как бы между делом.

Колгрейв заперся в своей каюте и оставался там с тех пор, как мы бросили якорь, изучая колдовские предметы. Вряд ли ему понравилось бы, если бы его побеспокоили зря.

Но дело не терпело отлагательства.

Возможно, я ошибся. Остальных из нас могли не узнать. Мы пользовались немалой известностью, но в нашей внешности не было ничего выдающегося. В отличие от Колгрейва.

Подняв лук, я тихо натянул тетиву под прикрытием фальшборта.

IX

Колгрейв вышел из своей каюты, одетый как ко двору. Мика семенил следом за ним. Капитан поднялся на корму и устремил мрачный взгляд единственного глаза на солдат на берегу.

— Мертвый капитан!

Над водой разнесся истошный вопль. Затрещали кусты. Вскочив на ноги, я натянул тетиву.

— Это они! Это Стрелок!

— Пусть бегут, Лучник.

Я расслабился. Колгрейв был прав. Не было никакого смысла тратить зря стрелы. Все равно в них всех было не попасть сквозь деревья.

И все же проучить их следовало.

Один из них повернулся, глядя сквозь небольшой просвет в листве. В руках он держал щит с гербом в виде стоящего на задних лапах грифона. Я выпустил стрелу, которую мне не было жаль, и она вонзилась в глаз грифона.

Умение мое никуда не делось. Сколь бы ни прошло времени, мои стрелы продолжали лететь точно в цель.

У солдата отвалилась челюсть. Я издевательски поклонился.

— Не слишком умно, — сказал Святоша.

— Не смог удержаться. Я должен был это сделать.

Черные птицы над головой проклинали меня на своем крикливом языке. Я вызывающе посмотрел на них.

Мое мастерство стрельбы из лука было единственным моим искусством, единственным способом бросить вызов вселенной и ее порокам. Мне важно было показать, что Лучник жив и здоров и что его стрелы все так же смертоносны. Словно надпись на стенах времени, кричащая: «Я ЖИВ!»

Колгрейв поманил меня к себе.

Я натянул сапоги, думая, что сейчас мне влетит за невыполнение приказа…

Но капитан ничего не стал говорить про мой выстрел. Вместо этого он собрал Тока, Худого Тора и меня, после чего сказал:

— Пора принимать решение. Через два дня весь остров будет знать о нашем возвращении. В Портсмуте узнают через три дня, в Итаскии — через четыре. Они больше не могут нас терпеть, и наше возвращение напугает их настолько, что они пошлют против нас все корабли, что у них имеются. На этот раз они не станут доверять колдунам. Они уничтожат нас окончательно и бесповоротно, чего бы им это ни стоило.

Он посмотрел в сторону западного моря, разглядывая единственным глазом то, чего не мог увидеть никто из нас.

— Чего бы им это ни стоило, — повторил он.

Тор усмехнулся. Сражения были единственной его любовью и радостью. Его не волновало, победит он или проиграет, лишь бы оставалась возможность помахать мечом в еще одной битве. Это был все тот же самый старый Тор, в котором вряд ли что-либо было способно измениться.