Тот факт, что сколько бы я ни принимала душ и ни чистила кожу, я все равно грязная.
***
Через несколько часов мы уже на пути в Лондон.
Я избегаю приступа паники, наблюдая за тем, как Джейден чуть не описался от волнения из-за того, что летит в самолете в первый раз — точнее, во второй, но он не помнит того полета. Первым классом, потому что не дай Бог Дэниелу лететь другим.
Большую часть полета он игнорировал меня, предпочитая зацикливаться на Айпаде.
Однако всякий раз, когда Джей заговаривает с ним, он принимает участие и даже улыбается, ослепляя весь экипаж своими ямочками.
Так что проблема во мне.
Я та, на кого он не хочет обращать внимания.
Та, которая без нужды и смущения рассказала ему все, надеясь, что он, наконец, увидит мою сторону истории.
Не чью-то другую. Мою.
Через два часа Джей проваливается в сон, его шея неловко выгибается. Я качаю головой, укладывая его в более удобное положение.
При этом стараюсь не обращать внимания на Дэниела, который сидит напротив и по-прежнему игнорирует меня.
Когда обслуживающий персонал приносит еду, он наотрез отказывается от нее.
Я роюсь в сумке и достаю маленький сэндвич, который я приготовила, затем кладу его и леденец на его стол.
— Убери их, — говорит он, не глядя на меня.
— Я взяла их не для тебя. Они просто случайно оказались у меня, так что ты можешь поесть.
— Нет.
— Тогда я тоже не стану есть.
Он наклоняет свой планшет в сторону, смотря на меня.
— Ты лишилась здравого смысла из-за другого часового пояса? Какого черта ты должна голодать из-за того, что я решил не есть?
— Мне нравится компания, когда я ем.
— Весь самолет твоя компания.
— Я не знаю весь самолет. Так что, если не хочешь, чтобы я голодала, можешь съесть этот сэндвич.
— То, что ты голодаешь или набиваешь свой желудок едой, не имеет для меня никакого значения.
Я притворяюсь, что его слова не создают дыры внутри меня, делаю вид, что улыбаюсь и листаю телефон.
Но я не ем.
Видимо, мазохизм одна из моих черт. А может, я пытаюсь проверить, действительно ли я ему безразлична.
Ожидание длится ровно десять минут. С ворчанием он разворачивает сэндвич и откусывает. Он делает паузу, вероятно, его тошнит, но потом медленно жует и глотает.
Я не могу удержаться от ухмылки, когда беру вилку и нож.
— Сотри это, — рычит он.
— Что? — невинно спрашиваю я, откусывая кусочек фрикадельки.
— Эту проклятую улыбку на твоем лице.
От этого она только расширяется, и он издает звук, но ничего не говорит, доедая сэндвич еще за несколько укусов.
— Я сделал это не для тебя.
— Тогда для кого?
— Для себя, чтобы мне не пришлось нести тебя, когда ты упадешь в обморок.
— Как скажешь, Дэн.
Его губы искривляются.
— Не называй меня так.
— Почему? Это обезоруживает тебя?
— Скорее, возмущает. Этот сэндвич пытается найти выход менее гламурным способом, чем то, как он вошел.
Тогда я поняла. Причина его холодных, режущих слов. Ясно, что в глубине его глаз, прямо под поверхностью, есть уязвимость, слабость, которую он старается скрыть.
— Как скажешь, — произношу я ласково, что явно выводит его из себя.
Но прежде, чем он успевает вернуться со своими язвительными, обидными замечаниями, я меняю тему.
— Когда ты в последний раз возвращался в Лондон?
— Никогда.
Я делаю паузу.
— Правда?
— Хочешь взглянуть на мою историю перелетов?
— Но почему?
— Почему что?
— Почему ты никогда не возвращался?
— Англия теперь слишком мала для меня.
— Чушь.
Он опускает Айпад на колени и смотрит на меня.
— Смотрю, ты стала свободно ругаться.
— Училась у лучших. И ты не переводишь тему. Почему ты никогда не возвращался в Англию?
— Мне не нравятся люди. Кстати, когда-то это касалось и тебя.
Я игнорирую его попытки подзадорить меня.
— Что насчет твоей семьи?
— Моими последними словами маме перед отъездом были: «Наберись хребта, Нора». Отец погиб в аварии со своей любовницей месяца через два после того, как я сказал ему, чтобы он катился к черту. Мой брат ненавидит меня из-за всего вышеперечисленного.
Еда застревает у меня в горле. Я совершенно не знала об этом, но слышала о смерти Бенедикта Стерлинга на первом курсе университета. Его жуткий несчастный случай транслировался во всех новостях.
Помню, как у меня чесались руки проведать тетю Нору. Она присылала мне шоколадки и еду после маминого скандала и была единственной из всех, кто не относился ко мне, как к монстру.
Когда умер ее муж, я хотела навестить ее и побыть рядом. Но возможность столкнуться с Дэниелом заставила меня вернуться в нежелательную университетскую среду быстрее, чем черепаха в свой панцирь.
— Так ты отдалился от своей семьи?
— Поздравляю с вновь обретенными навыками дедукции, Шерлок.
— Вы… даже не общаетесь по телефону?
— Не совсем.
— Даже с Заком?
— Особенно с ним, он разговаривает со мной как робот с тех пор, как стал главой семейного бизнеса. И зовут его Захарий.
В его тоне определенно слышатся раздражение, но я не совсем уверена в причине этого.
— Но вы, были так близки.
— Недостаточно, видимо.
Мрачная тень покрывает его лицо, и я не уверена, потому ли это, что он ненавидит то, как сильно он отдалился от своего брата, или что-то другое.