– Во-первых, Имперской службы безопасности, – поправил генерала Гурко Император. – Во-вторых, нет. Теперь это наше общее дело. Наша общая беда. Австрийцы хорошо поработали, создав у нас на границах большой пороховой погреб. А мы благодушно взирали на их труды и никаких мер не предпринимали. Так что теперь – это большая проблема для всех нас. Царство Польское – это чемодан без ручки. И бросить нельзя, и нести тяжело. Если же сейчас их отпустить, то они охотно и радостно перейдут на сторону наших врагов. Поэтому вы, Иосиф Владимирович, берете всю гвардейскую кавалерию, что стоит в столице, и выдвигаетесь в свои владения для наведения порядка. И я очень надеюсь на то, что чувство долга и честь в вас смогут подавить личные отношения с этими милыми людьми. Или вы все-таки хотите отказаться?
– Хотел бы… раньше под таким углом на этот вопрос не смотрел, – угрюмо произнес генерал Гурко. – Это все выглядит так грязно.
– Ничего грязного нет в том, чтобы способствовать наведению порядка. И я очень надеюсь на ваше понимание и содействие. Соберите своих офицеров. Объясните им, что чурается сотрудничества с полицией и службой безопасности только трус и мерзавец либо безнадежный уголовник.
– Боюсь, что на словах понимание у них будет, а в душе…
– Вот и составьте списочек тех, кто в душе затаил что-то дурное. Понимаю, звучит мерзко. Но если завтра война, вы будете уверены в том, что эти люди не предадут? Вы будете уверены, что эти люди, ведомые своими уголовными понятиями, не пойдут на сотрудничество с иноземными шпионами?
– Мне кажется, вы сгущаете краски, – произнес великий князь Михаил Николаевич, занявший место канцлера после недавней административной реформы.
– Не скажите. Я много езжу по столице. Бываю и в салонах, и на заводах, и на улицах, и даже в обычные лавки захожу, чтобы за всем иметь пригляд. И слышу, какие разговоры ведет наше общество. Каторжанская тухлятина сквозит всюду. Особенно среди дворян. Иной раз посмотришь на них и понять не можешь – дворянин перед тобой или просто нахватавшийся манер вор-домушник. Они так гордятся своими принципами… удивительно схожими с теми, что культивируются в преступном мире. Это болезнь, страшная, ужасная болезнь. Да и сами подумайте, как сотрудники полиции или Имперской службы безопасности станут ловить преступников и шпионов? Как станут выявлять предателей? К каждому человеку ответственного сотрудника не приставишь. Поэтому единственный выход – живая связь с обществом и активная позиция подданных. Но, увы, этого ожидать не приходится. Офицеры с удивительным презрением относятся к людям, что защищают их спокойный сон.
Помолчали. Император уже устал чесать языком. А люди, собравшиеся за столом, медленно переваривали услышанное. Эта позиция была необычной и непривычной, незнакомой, неожиданной и вообще выбивала из колеи неслабо. Шутка ли? Одним росчерком пера вековые офицерские и дворянские понятия о чести в известной мере оказались не более чем уголовными заблуждениями. Так ли это? Вопрос. Но никогда прежде Император не ставил вопрос под таким углом. Да и не Император, а вообще хоть кто-то из значимых фигур в руководстве империи.
– Жалеете поляков? – тихо спросил Николай Александрович, обращаясь к Гурко, дабы прервать эту затянувшуюся паузу.
– Жалею, – честно признался он. – Столько служил там. Столько с ними общался. Как не жалеть?
– Вам известно, что во времена Наполеоновских войн поляки принимали участие в подавлении восстания на Гаити и в Северной Африке?
– Нет.
– Очень зря. Поляки там топили в крови восстания, направленные на обретение независимости этих народов от французов. Хотя сами желали освобождения своих братьев из-под власти России, Пруссии и Австрии.
– Но это Гаити.
– А там что, не люди? Там что, не борьба за свободу и независимость? И поляки там проявили удивительную жестокость. Они вообще ею прославились в армии Наполеона. Особенно когда вошли на территорию России в 1812 году. Никто в его армии не вел себя так мерзко, как они. В Пруссии и Австрии они себя так не вели. Лицемерие? Как вы думаете?
– Я не это имел в виду.
– А очень зря. Ибо яблоня не рождает груш, а груша – абрикосов. Те люди, которые в годы Наполеоновских войн оказались по локоть в крови, в том числе наших соотечественников, завели детей. И воспитали их соответствующим образом. И что же? Правильно. Восстание. Мы его подавили. Но виновных наказали мягко. Каков итог? Они нарожали своих детей, воспитали их соответствующим образом, и уже в 1863 году те, в свою очередь, начали бунтовать. Восстание подавили. Виновных наказали. Но опять очень мягко. Каков итог? Мне стали доносить о том, будто в царстве Польском все бродит. Я чуть-чуть его колыхнул – и взорвалось. Какой из всего этого вывод? Правильно. Мы имеем дело фактически с теми же самыми лицемерами, что с остервенением резали гаитян, африканцев и русских. Что, кстати, прекрасно подтверждается донесениями 1863–1864 годов. Восставшие творили совершенно немыслимые вещи с мирным населением. Особенно с русскими и малороссами…