Империя очень зла!

Толпа прыснула в разные стороны, стремясь уйти от стрельбы. Городовые и кое-кто из служивых, что стояли промеж людей, бросились к нападающим, стремясь их скрутить. Завязалась потасовка.

Десять секунд с момента первого выстрела. Лейб-конвой уже частью спешился и начал давить, стремясь в этот раз взять пленных.

Этим и воспользовался один из анархистов, ринувшись к бронированной карете с кофром, набитым взрывчаткой. Но не вышло. Лейб-конвой готовился к таким эпизодам, моделируя их, а потому держался боевого построения.

Бах!

Ударила мощная винтовка. Тоже «винчестер». Но если у бойцов была модель 1873 года под тяжелый револьверный патрон.44 WCF, то здесь работали на модели 1886 года под патрон.38–56 WCF. Более привычно было его назвать 9,6х53 под бутылочную гильзу. То есть нечто вполне сопоставимое мощностью с классическим винтовочным патроном, только калибром побольше, да пуля свинцовая, тупоконечная. Что давало чрезвычайное останавливающее действие. Далеко не постреляешь, но на дистанциях до трехсот метров – очень серьезный аргумент. Куда весомей, чем обычная армейская винтовка. В общем – хорошая игрушка для работы в городской застройке.

Бабах!

Отозвался кофр, куда пуля и угодила. Стрелок не был уверен, что перед ним террорист. Поэтому выстрелил не в человека, а в чемоданчик. Тяжелая свинцовая пуля легко инициировала нитроглицерин, подорвав заряд шагах в двадцати от кареты. Судя по всему, этот зевака находился за толпой и ждал, когда все хлынут в разные стороны, а охрана сосредоточится на нападающих. Стрелки ведь насели с левого борта.

Тридцать секунд.

Стрелки, расстреляв барабаны своих револьверов по центральным каретам, побросали их, попытались бежать. Но лейб-конвой их уже успел окружить и отрезать. Они действовали тихо и спокойно. Император был в безопасности в своей бронированной карете. Если сам высовываться не станет.

Анархисты попытались броситься врассыпную. Но без толку. Лейб-конвой, жестко работая прикладом и пулей, быстро осадил их на землю. А потом повязал и, совместно с подоспевшей полицией, обеспечил периметр. Люди-то, оно конечно, бросились врассыпную. Но как только стрельба прекратилась, полезли обратно – глазеть. Дело-то какое! На Императора напали! И как лихо! Дерзко!

Дождавшись, когда лейб-конвой возьмет периметр под полный контроль, Николай Александрович вышел из кареты. Вид та имела довольно жалкий. Деревянная обшивка пошла щепой, совершенно испоганив экстерьер. А вот стальная коробка выдержала обстрел, словно бы его и не заметив. Легко и непринужденно.

Вышел, значит. Хмуро осмотрел побоище под бешеными взглядами анархистов. Те уже лежали в пыли, связанные «ласточкой», да с кляпом во рту. Так что могли лишь строить страшные «мордочки», вращать глазами да пыхтеть.

– Этих, – кивнул Император, – собрать и допросить. Трупы тоже на опознание заберите.

– Слушаюсь, – козырнул командир походного наряда лейб-конвоя.

– Потери есть?

– Кучер травмирован. При взрыве лошади дернули и едва не понесли. Он и свалился.

– Оказать помощь. Это все?

– Да. Они ведь по нам не стреляли совсем. Все по каретам. Надеялись жизни разменять, видимо.

– Понятно. Действуй. Выбери маршрут так, чтобы на телеграф заскочить.

– Что журналистам говорить?

– Ничего. Пока ничего. Нужно выяснить, что произошло и кому это понадобилось, – произнес Император и вернулся в свою карету. Минут через десять тронулись. Успели и пленных погрузить, и раненых, и трупы. И вещи личные собрать.

На телеграфе же Николай Александрович велел отправить Льву Семеновичу Пинскеру телеграмму:

«Ваши дети опять расшалились. Через три недели я буду вынужден предоставить попечительскому совету отчет об их несносном поведении.

Николай»

И поехал разбираться с верфями. Конечно, соблюдая предосторожность. Мало ли еще кто остался из этих анархистов. Их, конечно, уже через пару часов раскололи до самого донышка. То есть они выдали и своих сообщников, и сочувствующих, и вообще всех, кого лично знали. Что позволило до вечера зачистить город от опасного элемента. Однако анархисты ребята непредсказуемые. Что мешало им заехать в Николаев двумя или тремя независимыми группами? Ничего. Вот наш герой бдительности и не терял…

Спустя девять дней Император вернулся в Санкт-Петербург, где уже ждали Пинскер «со товарищи», готовые практически на все. Ведь суверен хранил молчание и никак не комментировал нападение. Хотя слухи по столице ходили один мрачнее другого. Хватило и тех, кто связал декабрьское нападение с январским. И теперь срочно требовалось найти «козлов отпущения», дабы спустить пар и несколько успокоить людей. За счет общины, разумеется. За счет общины. Тем более что среди нападающих опять хватало «молодых да ранних» из этого палестинского народа, да и показания они дали довольно скверные для общины. Понятно, что среди уважаемых людей олигофренией никто не страдал. Но они не единственные были в палате…

Глава 4