ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. ОСТРОВ ХРИСТА. УСАДЬБА «ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО» (УБЕЖИЩЕ СУДНОГО ДНЯ). 5 октября 1918 года.
- Состояние Императора?
Половцов четко доложил:
- Ухудшается, Ваше Величество. Жар, лихорадка, температура выше 39 градусов. Кровавый кашель. Государь в сознание не приходил.
- Что говорят доктора?
- Боткин и Павлов не дают никаких прогнозов. Нам остается только молиться и верить в медицину.
Маша прикрыла глаза, словно надеясь на то, что если не видеть генерала, то вместе с ним исчезнут и страшные слова, которые он только что произнес.
Нет, милочка, ты не маленькая девочка, которая прячется от своих страхов под одеялом.
- Готовы ли «Манифесты» к обнародованию?
Половцов покачал головой.
- Манифест Вашего Величества готов и ждет лишь вашей подписи. Но у нас нет пока сведений из Москвы о подписании Государем Манифеста о временной передаче власти Вашему Величеству.
Маша нахмурилась.
- Вот как? Дайте связь с Кутеповым.
- Слушаюсь, Государыня.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.
Снег уже не просто валил, а превращался в самый настоящий снежный буран. Колючие плети хлестали по лицам тех, кто неосторожно поворачивался навстречу кинжальному ветру. Им вообще крупно повезло, что они успели не только получить многие грузы с дирижаблей, но и даже успели развернуть три малые спасательные палатки ИСС с печками внутри и трубами дымоходов наружу. Но, что такое три трехместных палатки на двадцать два человека, включая шестерых раненых, из которых трое очень плохих? И совершенно неизвестно сколько получит переохлаждение или простуду к утру.
Палатки были маленькими и практически две из трех занимал лазарет. В оставшуюся палатку узники башни втискивались по очереди греться, остальные ютились вокруг бочки с горящим углем, укрываясь от снега и ветра за брезентом растянутого тента.
Было холодно, а становилось все холоднее и холоднее. Николай Николаевич Приоров проклинал все на свете за то, что они не смогли подумать заранее о том, что нужно иметь под рукой некоторые средства воздушной эвакуации тяжелораненых вместе с носилками. Пусть и в палатках, но без нормальной медпомощи, да на морозе – тяжелей, пожалуй, было только на фронте. Да и многим ли лучше его оснащение, чем было у фронтовых медиков на передовой?
Осматривая раненых, Николай Николаевич хмурился все больше. Да, плохо дело. Один явно не жилец – сломан позвоночник, множественные переломы костей, травмы внутренних органов, не считая прочих гематом, ставших следствием падения с высоты об металл площадки секции. Такого увечного и в хорошем госпитале не вдруг вытянешь. А что Приоров мог для него сделать в таких условиях, кроме как оказать первую помощь и обколоть морфием?
Второй метался в лихорадке и Николай Николаевич вовсе не был уверен, что это следствие лишь полученных политравм, а не является результатом «американки». Если это окажется именно она, то, если их не спасут в течение завтрашнего утра, на башне начнется своя собственная пандемия, поскольку предотвратить распространения вируса в таком скученном пространстве просто невозможно, организм собравшихся ослаблен, а собрались тут как раз возрастная группа, наиболее подверженная тяжелому течению болезни. Так что, как бы не пришлось на той стороне кольцевой площадки секции устраивать импровизированную мертвецкую, благо низкие температуры позволяли не опасаться быстрого разложения трупов.
Третий был чуть получше, и даже пребывал в сознании. Приоров пытался с ним разговаривать, подбадривая его, но тот лишь с болью в глазах смотрел на него, и лишь губы все время шевелились, однако разобрать что-либо было крайне трудно. Медик склонился к самым губам раненого и с трудом разобрал:
- Спасите, доктор. Только спасите…
Приоров с напускной бодростью заверил:
- Держись браток! Спасем, подлатаем, будешь снова как огурчик!
Но лежащий вновь что-то шептал. Наконец, Николай Николаевич разобрал:
- Спасите руку, доктор. Не могу я без руки…
Да, с рукой у него было совсем плохо. Перелом предплечья был очень скверным. Как бы не началась гангрена. В такой ситуации была показана безусловная ампутация, но нечего было и говорить об ампутации в условиях башни. Пациент просто изойдет кровью, если до этого не умрет от болевого шока, невзирая на любой морфий. Да и чем он будет ампутировать-то?
Остальные трое раненых чувствовали себя вполне сносно. Насколько это возможно с переломами и ушибами внутренних органов. Но по ним Приоров давал вполне благоприятный прогноз. При условии, разумеется, если их вовремя спасут с башни. Потому как, если спасательная экспедиция затянется дня на три, то…
В палатку засунул голову их радист подпоручик Термен.
- Николай Николаевич, передали, что снежный фронт весьма широк, и чтобы мы готовились к тому, что завтра спасательной операции может и не быть. Так что придется экономить уголь, еду и воду.
Приоров мрачно кивнул:
- Плохо дело, Лев Сергеевич. Очень плохо.
* * *
ТЕЛЕГРАФНАЯ ПЕРЕПИСКА МЕЖДУ ИМПЕРАТРИЦЕЙ МАРИЕЙ И ГЕНЕРАЛОМ АРТЕМЬЕВЫМ. 5 октября 1918 года.