Империя под ударом. Взорванный век

Окрепшей походкой Путиловский покинул аптеку, послужившую началом всех его теперешних бед, и направил стопы к департаменту. Как там поживают его верные сослуживцы?

* * *

Сослуживцы не тужили: Берг рьяно обучал Медянникова древней игре в шахматы. Евграфий Петрович давно уже с любопытством присматривался к прелестным фигуркам, но характер не позволял просить кого‑либо объяснить правила игры. Однажды он даже купил пособие «Как в несколько дней научиться прекрасно играть в шахматы», потратил два рубля, но не научился, а только приобрел страх перед фигурой коня. Каким макаром ходит эта чертова раскоряка, понять из описания он не смог.

После взрывной виктории Берг в его глазах сильно вырос, и Медянников решил унизиться малой просьбой. И сейчас уже совершенно самостоятельно, играя белыми, сделал первый ход е2 — е4. Берг задумался, на что Евграфий Петрович стал отпускать ехидные реплики — ему казалось, что Карлыч поставлен им в весьма затруднительное положение: пешек‑то восемь, и попробуй выбери из них самую достойную! Проблема выбора всегда была для Медянникова непреодолимой.

Но Господь в своей неизреченной милости спас Берга от поражения. Дверь отворилась, и в комнату собственной персоной вошел Павел Нестерович. Шахматы были благополучно забыты, начались дружеские объятия и поцелуи, после чего утомленный Путиловский сел в свое кресло и потребовал самой последней информации.

Информация техническая была блестяще доложена Бергом — с таблицами, углами, директориями выстрелов и восстановлением полной картины взрывов. Розыскная же информация блеском не страдала. Турчин–Добржанский от всего открещивался и уповал на милость судьи, которого не могли вдохновить чертежи Берга. Фотография настоящего Викентьева, которая лежала на столе Путиловского и могла служить неопровержимой уликой, пропала самым таинственным образом. Ситуация была тупиковой, улик явно недоставало, и Медянников виновато понурил голову.

Чтобы развеять печаль, Путиловский пригласил всех в свой кабинет — отметить его первый, хотя бы и не рабочий приход на работу. После многих дней одиночества ему не хотелось оставаться одному.

В кабинете пахло бумагами — проветривать было некому, и Путиловский распахнул окно целиком. Скоро весна, уже припекает солнце, начнет таять снег… Он достал из шкафа расхожую бутылку коньяка, три рюмки и налил всем по полной, а себе плеснул символически — профессор не рекомендовал.

Выпили. Его внимание привлекла нераспечатанная почта. В департамент очень редко приходили именные письма, но на сей раз на столе лежал адресованный лично ему плотный коричневый конверт без обратного адреса.

— Я не стал вскрывать, — пояснил Медянников в ответ на безмолвный вопрос начальника. — Личное. Не дозволено.

— Правильно.

Путиловскому вдруг стало любопытно. Для вскрытия почты он держал у себя одно из вещественных доказательств — старинный стилет испанской работы, которым высокородный отпрыск Уваровых заколол своего папеньку, отказавшего чаду в денежном вспомоществовании при поступлении в один из гвардейских полков. Подозрение в убийстве пало на учителя дочери, имевшего несчастье влюбиться в дочь и взявшего на себя все.

Дело было поручено Путиловскому, он быстро запутал доморощенного Ромео в показаниях, тот поведал правду, и высокородного грешника в тот же час признали невменяемым. Общество встало на сторону отцеубийцы. А стилет от греха подальше забыли в полиции.

Из конверта на стол вначале выпала фотография, затем газетная вырезка. Медянников деликатно вытянул шею, пытаясь рассмотреть выпавшее.

Путиловский аккуратно разложил перед собой две составные части письма, внимательно осмотрел и молча протянул Медянникову и Бергу фотографию, идентичную той, которая исчезла из его кабинета.

На ней был изображен чистый лицом Викентьев–Турчин. Его портрет перечеркивала крупная надпись: «Вы даже не знали, чем это обернется для вас!»

— Пришло из Польши.

Путиловский подошел к открытому окну и жадно вдохнул свежий воздух. Голова приятно закружилась.

— Максимовская? — радостно догадался Медянников.

— Да.

— Ну скаженная баба! Это же она ему физию кислотой разделала! Держись, гаденыш! Поздравляю, Павел Нестерович. Сработало!

— Но поздно. Я, пожалуй, пройдусь…

Однако планам его не суждено было сбыться.

В кабинет постучался посыльный:

— Ваше благородие, директор департамента приглашает вас к себе в кабинет.

— Ишь, уже донесли, — пробурчал недовольно Медянников. — Пошли, Иван Карлович, твой ход!

Зволянский встретил Путиловского у дверей — высокая честь! — и проводил к креслу.

— Павел Нестерович, я приношу вам соболезнование по поводу утраты вами невесты.

— Благодарю вас.

— Что бы вы ответили на предложение организовать и возглавить в Охранном отделении группу, чьей задачей было бы расследование и, главное, предупреждение террористических актов? Как против царствующих особ, власти, так и против частных лиц. Вы все эти взрывные дела знаете не понаслышке, вам и карты в руки. Министр прочитал вашу записку и одобрил мою идею рекомендовать вашу кандидатуру. Ратаев тоже в восторге от вас.