Империя полураспада

Ксюша молча кивнула.

– В чём же дело? – настаивал дед. – Или ты разрыдалась просто так, потому что очень захотелось, давно не плакала в жилетку?

– Давно, – согласилась девочка.

– Не вынуждай меня заставлять тебя рассказывать о своих проблемах.

– Ой! И как это будет выглядеть? – Ксюша кисло улыбнулась сквозь ещё не высохшие слёзы.

– Рассказывай, тебе говорят!

– Ну, хорошо, – согласилась девочка. – Мы с Сашкой встретились в метро на Арбате. Они там недалеко живут. Потом пошли к ним.

– Сразу?

– Да. Почти, – кивнула Ксюша. – По дороге Сашка рассказывал, что нашим знакомством больше всего интересуется его мама. Типа, не успел приехать в Москву, уже какую-то девочку подцепил. Что, все москвички такие? Но я на это замечание не отреагировала, потому что Сашкину маму ещё не знала, а как мальчишки могут исказить родительские нравоучения, – факт давно известный.

– Ладно. Давай дальше, – нахмурился Виктор Васильевич.

– Дальше мы поднялись в лифте. Кстати, они тоже на десятом этаже живут. Дверь открыла Сашкина мама. Пока Сашка показывал мне квартиру и свою комнату, нас не трогали. Потом его родители позвали нас на кухню испить растворимый ячменный напиток.

– Чёрный?

– Нет. Но с запахом настоящего кофе. Последний писк моды. Разве это имеет значение?

– Не знаю, – задумчиво произнёс дед. – Но постарайся не упускать никаких деталей.

– Во-первых, – заартачилась Ксения, – сейчас просто невозможно с точностью восстановить весь разговор, потому что он не имел для меня особого смысла. А во-вторых, мне кажется, что важны решительные моменты, а не сваленные в кучу «важные» детали – этакий словоблудный винегрет.

– Продолжай.

– Я помню, Сашкина мама начала разговор издалека, мол, по всей России о столице ходят плохие известия, что Москва – сплошное гнездо потребления колбасы, мол, даже финскую «Салями» только в столице купить можно, не говоря уже о «Докторской» за два двадцать, что москвичи никого, кроме себя, не любят и на лимитчиков смотрят, как в Америке на негров. А я спросила её: «Зачем же вы сюда ехали?».

– И что она ответила? – поднял дед правую бровь.

Ксюша знала, дедушка поднимает бровь, только если решает какую-нибудь важную задачу, поэтому постаралась вспомнить как можно подробнее «политический» разговор с родителями мальчика.

– Она ничего существенного не сказала, – Ксюша задумчиво потёрла виски. – Просто перепрыгнула на стандартные шаблоны, мол, к сожалению, только в Москве можно получить толковое образование, только в Москве можно сделать приличную карьеру, только в Москве можно заработать нормальные деньги. И тут меня снова лукавый за язык потянул.

– Что ж ты сказала? – насторожился Виктор Васильевич.

– Да так, – смутилась девочка. – Сказала, что певец Александр Галич и Ленинградский писатель Сергей Довлатов в столице не показывались просто из принципа, что поэт Евгений Евтушенко заработал себе политический статус вовсе не в столице, и что-то ещё наговорила на предмет поклонения деньгам. Моё замечание вывело из себя Сашкину маму и она конкретно заявила, что желала бы видеть рядом со своим сыном девочку совсем другого плана, а не профурсетку московскую с неизвестно какими родителями. Между прочим, у них в Газпромстрое есть какая-то служба, по которой можно узнать всю подноготную человека. Это, вероятно, для того, чтобы лишний раз проверить поступающих к ним на работу. Так вот. Папа у меня, оказывается, нищий литератор, бесхребетный журналюга, позорящий Партию и самого Леонида Ильича, а ты, дедушка, далеко не Левша, а так, второразрядный конструктор эмалированных чайников. Надо сказать, Сашка меня предупреждал, что мамашка у него довольно строгая и что даже выгоняла его один раз из дому, чтобы подчинить, сломать. Я в эти россказни сначала не очень-то поверила. Выгнать ребёнка из дому, мне казалось, не способна никакая мать, будь она хоть четырежды ведьмой, но убедилась – Сашка не врёт!

– Она выгоняла его из дому? И как ты на это отреагировала? – поинтересовался Виктор Васильевич.

– Очень просто. – Ксюша на секунду замолчала, собираясь с мыслями. – Очень просто. Я успокоилась. Успокоилась почти совсем. Просто не знала, что такое затишье – перед страшной бурей. К счастью, буря меня настигла только дома.

– Вот и хорошо. Но дальше-то что? – не отставал дед.

– Я сказала, глядя ей прямо в глаза, что никакая любящая своего ребёнка мать, приехав в столицу, не отправится на Хитровку, чтобы выгодно обменять ребёнка, на финскую колбасу, тем более, не будет выгонять его из дому, чтобы он в московской подворотне проиграл родителей в карты беспризорникам и, вдобавок, обкурился анаши.

– Ты даёшь! – восхищённо посмотрел на неё дед. – Вся в папу!