Ничего не болело, голова светлая, здоровье распирает – и даже вонизма от повязок не чувствуется. И только сейчас он осознал, что сидит совершенно голый – ведь не считать же одеждой повязки на бедрах, лодыжке, кисти и голове. А мозг уже сделал главный вывод – все в порядке, иначе уже все кругом суетились бы.
Это его сразу успокоило, и он продолжил свое «сидение». Сделав нужное дело, Петр воспользовался заранее положенной мягкой тряпочкой, закрыл крышку «сиденья» и снова юркнул под одеяло. И сразу же начались хлопоты – в комнату зашел Гудович, коротко поклонился. Петр жестом указал на кресло и папиросы.
Генерал чиниться не стал, тут же закурил и уселся в кресло. Эта мягкая хитрость сбила его с толку, и прошло полминуты, пока Гудович собрался с мыслями. Выглядел генерал неважно – даже в вечерних сумерках было видно, как покраснели у генерал-адъютанта глаза.
– Тебе надо поспать, мой дорогой друг, – Петр перехватил инициативу и начал первым, – не меньше пяти часов. Это приказ.
– После доклада вашему величеству, – отрезал генерал и пошел сразу на попятную, – я прилягу, а меня сменит в штабе барон Рейстер.
Петр завернулся в одеяло, как римский патриций, подошел к столу, закурил, затем прижал рукой плечо попытавшегося встать Гудовича и усадил того обратно в кресло. Уселся на кровать и изрек:
– Докладывай.
– Ваше величество, отряд генерала Панина и князя Трубецкого встал на бивак у мызы, как вы и рассчитывали. Ваша задумка с переодетыми в конногвардейскую форму голштинцами и «сбежавшим из плена» преображенцем полностью удалась. Раньше утра они теперь не выступят. Место для боя выбрано – в версте от мызы мост, по сторонам рощи, а там можно укрыть всю нашу пехоту генерала Ливена и голштинскую артиллерию. Хотя скажу честно – не понимаю я, как удастся нам эту самую артиллерийскую засаду организовать, да еще с «огневым мешком».
Генерал Гудович затушил окурок, ему были не совсем понятны предложенные императором термины, хотя их суть он уловил вполне правильно. Но, так и не дождавшись ответа императора, генерал тяжело вздохнул и продолжил доклад:
– Час назад подошли сербские гусары, их два полных эскадрона, более пятисот сабель. Полковник Милорадович необходимые приказы от меня получил. Часть излишка гусар, около пятидесяти человек, отправил к голштинцам, что потери серьезные понесли, на доукомплектование. От генерала Измайлова четверть часа назад нарочный прискакал. Воронежский полк и один батальон кроншлотцев при четырех орудиях позиции заняли южнее Дьяконова, в четырех верстах от нас. Генерал спешно формирует свой полк – более трехсот невских кирасир из Петербурга пришли, но только лишь полусотня в обмундировании, остальные в чем попало одетые, иначе из казарм и квартир уйти бы им не удалось. Я приказал отдать все снаряжение, оружие и лошадей от разгромленных утром и вечером эскадронов конногвардейцев и сербских гусар, – генерал снова устало вздохнул, поднял воспаленные кроличьи глаза на Петра. – Из Ямбурга, Копорья и Гатчины подошли еще войска, полный батальон Ингерманландского полка, пехоты от разных полков пять рот, по роте конных гренадер и кирасир, шесть рот драгун из различных полков. Я передал ингерманландцев и кирасир на усиление отряда Измайлова. Из драгун и конных гренадер приказал сформировать сводный полк в три полных эскадрона. Они отведены на наш левый фланг. Пехотные роты распределил по двум батальонам моего отряда. У меня все, государь.
– Вот и хорошо, генерал. Иди спать, да выспись хорошенько, а то глаза красными стали, как у кролика.
– У меня к вам просьба, ваше величество, – Гудович встал с кресла, – никто не сомневается в вашей отчаянной храбрости, государь, но иной раз, простите меня, солдаты говорят, и я сам видел, что вы ведете себя в бою с безумной отвагой, как ваш дед… король свейский Карл. Прошу вас быть осторожным в завтрашнем бою. Случайная рана, такая, как та, которую вы получили сегодня вечером от конногвардейцев, может обойтись войскам и вашему делу дорого. Еще раз простите.
Гудович поклонился и вышел, а Петр впал в прострацию. Вот и пирожки с котятами. Похоже, он стал легендой, и из труса, почти не говорящего на русском языке, превратился в свирепого викинга с окровавленной лопатой, изрыгающего такие словеса, что казачки вчера рты открывали на всю ширину и с восторгом внимали. И ведь не только внимали, но и запоминали. И еще круги во все стороны пошли – небось вскоре заорут: «Царь-то у нас ненастоящий!»
Хотя нет, не будут орать – пословица про яблоню и яблочко на такие случаи и написана. А у него два крутейших деда – Петр Великий и Карл Шведский, тот аж 8 лет русское воинство гонял и прочих поляков, немцев, датчан, пока ему под Полтавой хлебало не набили.
Потому на героических дедов ссылаться и будут, видя перерождение. И вкусы новые – насколько Петр помнил, Карл из солдатской кухни всю жизнь питался, а баб сторонился. Хм, из солдатского котла есть, пожалуй, можно, и даже нужно, но вот от баб…