Как же я отвратительно разговаривала с ним. По меркам Института, односложные предложения, которые я выдавала, были равнозначны полнейшему неуважению. А отсутствие интереса с моей стороны вообще было непростительным. Потому Александр мог спокойно обидеться на мою молчаливость, а в некоторые моменты, даже очевидную грубость и посчитать меня невоспитанный девицей.
Однако несмотря ни на что, он оставался спокойным. И его детская непосредственность выглядела в тот момент так правдоподобно, что даже я словила себя на мысли, что больше не хочу ему хамить. Наоборот, его присутствие теперь казалось даже уместным.
— Вам не нужно ничего отвечать, Анна Георгиевна, если не хотите. Но я, быть может, в силах помочь вам.
Я удивленно подняла на него взгляд. Ему нельзя было доверять. От того, что он проявил минутный порыв эмпатии, он не станет другим человеком. Я хорошо понимала это головой, но он смотрел на меня взглядом открытым и вполне искренним. Казалось, он действительно был готов помочь мне.
Вероятно, обстоятельства сыграли со мной злую шутку, и не будь я загнана в угол, я бы ничего ему не сказала. Но в тот момент, мне просто нужен был человек рядом, а во дворце с человечными людьми было напряжно.
Александр все еще стоял рядом, задумчиво проводя рукой по колючим шипам розы, словно собирался ее сорвать. Я знала, что он не уйдет.
— У моей семьи сейчас непростые времена. Я говорила вам, но вы, вероятно, не помните, что после смерти моей матери, отец потерял все, что приносило ему доход.
Александр слушал очень внимательно, и я заметила, что мне стало чуть спокойнее говорить с ним. По крайней мере, я уже начала посвящать его в свои проблемы, глупо было обрывать рассказ на полуслове.
— Дом на юге, огромные средства на лекарства и врачей. В общем, все это привело к большим долгам. Очень большим. Я бы даже не узнала об этом, если бы случайно не увидела в кабинете Константина Николаевича список банкротов по неосторожности. Теперь я не знаю, как быть. Вчера к нам пришли кредиторы. У нас забирают дом, потому что отдать долги батюшка не в силах, — выдохнула я, а потом, словно опомнившись, в страхе воскликнула: — Как нелепо, что я вам говорю об этом! Вы должны все забыть! Боже, как это невежливо с моей стороны жаловаться вам на жизнь и портить вечер.
Я закрыла лицо руками и изо всех сил закусила губу, чтобы физическая боль, хоть на секунду заглушила душевную.
Александр же не спешил снова начинать разговор, давая мне время прийти в себя. Что ж, для него это тоже было нетипично. Сквозь промежутки между пальцами я видела, как он, задумавшись, водит пальцем по гигантским шипам розы, и украдкой бросает на меня взгляд.
— Насколько большой долг? — спокойно поинтересовался он.
— Примерно тридцать тысяч. Но послушайте… — он не дал мне договорить, потому что внезапно произошло то, чего я меньше всего ожидала. Князь резко отстранился от парапета, и, схватив меня за руку, прильнул так близко, что в первую секунду я хотела влепить ему пощечину, но он слишком крепко меня держал:
— Так почему вы мне сразу не сказали об этом?! — воскликнул он радостно.
— Простите, Александр Николаевич, что не делюсь с вами своими семейными проблемами.
Он вновь пропустил все мимо ушей, на этот раз, потому что был преисполнен непонятной мне радости.
— Вы не должны больше переживать из-за этого. Я все решу, — одновременно твердо, но при этом невероятно довольно, словно отец подарил ему первый в жизни охотничий лук, заявил он.
— Что?! — изумилась я. — Но как? — я пребывала в такой прострации, что забыла обо всем на свете, даже о том, что говорю далеко не с последним человеком в государстве.
— Начнем с того, что я, вообще-то, Великий князь, сын Императора, — самодовольно заявил он, но быстро осознал, что самолюбование было не к месту, — Да и это, поверьте мне, не такой большой долг, как вам кажется. Я видел списки, с суммами в десятки раз больше. Я договорюсь с кем нужно, и кредиторы обнулят долг.
Я молча подняла на него глаза. У меня просто не хватало сил, чтобы вдохнуть и произнести хоть еще одно слово. Вначале я не осознавала, что он сказал. Но когда до меня дошел смысл слов — захотелось кинуться ему на шею. Хотелось склонить голову в бесконечном поклоне или упасть к его ногам.
— Это невозможно.
— Возможно. Почему нет? — голос князя был очень убедителен.
— Александр Николаевич, если вы правда сможете мне помочь, то я не смогу найти равной цены, чтобы отблагодарить вас.
Он смущенно покрутил головой и, отмахнувшись, произнес:
— Будем считать вашу работу с письмами расплатой за мою помощь, — улыбнулся он.
Я до сих пор смотрела на него глазами полными восхищения. Этого просто не могло быть. Неужели он правда был способен так, по щелчку пальцев, помочь мне? Неужели он не стал припираться? Торговаться? Или выманивать у меня за это иное вознаграждение?