Империя предрассудков (СИ)

В центре зала стоял длинный дубовый стол, покрытый атласной кремовой скатертью. Вокруг размещалось больше десятка мягких стульев, но я сильно сомневалась, что у Жуковских бывало столько гостей, чтобы все места были заняты. Главным украшением столовой был громадный камин цвета слоновой кости, у которого, свернувшись клубочком, лежал черный кот. Пространство над камином занимал внушительных размеров семейный портрет, на котором исключительно правдоподобно были изображены Анечка, Геннадий, две их совсем юные дочери и оба сына.

Жуковская, как и прежде, была невероятно гостеприимна. Казалось, она вот-вот готова была сорваться на кухню, и сама принести мне чай с левашниками.

— Как ваше здравие? Как идут дела в Институте? Быть может, нам стоит ожидать от будущих поколений еще больших успехов? — спросила я, не придумав ничего умнее для начала разговора.

Анечка доселе была таким человеком, которого любой вопрос, вне зависимости от темы, невероятно воодушевлял. А уж стоило спросить у нее про Институт — дело всей ее жизни, как женщина расцветала, превращаясь в пышный бутон благоухающего шиповника.

Но в этот раз все было иначе. Она опустила глаза, помолчала несколько поэтичных мгновений, а потом, иронично улыбаясь, с тоской произнесла:

— А я отныне не преподаватель в Институте.

Я в недоумении смотрела на женщину, нервно перебирая пальцами под столом. И она, предвосхищая мой вопрос, продолжила:

— Так вышло, что я и мой муж, — она замялась, — были вынуждены покинуть это заведение. Отчасти это было наше решение, отчасти этому поспособствовало высшее руководство. В любом случае, теперь у нас нет возможности вернуться.

Я быстро сложила факты в голове. Высшим руководством Института была Императрица.

— Но почему же? Я не представляю, кто может быть лучше Вас! А сколько выпускниц её Величество сделала своей личной свитой?! — изумилась я.

Анечка лишь горько улыбалась, отчего я только ещё ярче ощущала себя маленьким ребенком, которого родители изо всех сил старались уберечь от большой беды.

— К сожалению, это не тот факт, который мог что-то изменить, — ответила она коротко.

Когда нам, наконец, подали чай с франжипаном и мягкими сливочными бисквитами, мы уже вовсю разговорились, вспоминая эпизоды совместного прошлого.

— А каково же ваше впечатление от дворца? — поинтересовалась женщина, поднося к губам микроскопическую чашечку, из которой раздавался дивный аромат кофе.

— Ох, — только и вырвалось у меня. Я знала, что мне не миновать этого вопроса.

Жуковская всегда была одной из тех преподавателей, которые внушили мне безмерную любовь ко двору. Во многом благодаря ей я выбрала этот путь, и говорить о дворце правду мне было неудобно, однако, учитывая начало нашего разговора, вполне возможно, что и Жуковская уже изменила свое мнение.

Я, встав из-за стола, неспешно прошлась в сторону окна, из которого открывался вид на бескрайнее ледяное озеро и густой лес. А потом начала историю своего пути с самого начала.

Я рассказала ей про первый бал, про письмо Варвары, про долг отца, про лицемерие и фальшь, с которыми я столкнулась. Рассказала о нелепых приказах Марии Павловны, всеми силами желающей завоевать внимание Александра, и даже о том, что иногда я жалею, что оказалась там.

Когда я закончила, мой чай, по всей видимости, был уже не теплее, чем вода в озере за окном. А Анечка, в свою очередь, сидела все также молчаливо глядя на меня.

Неизвестно отчего, но я решила, будто женщина попросту посчитала меня неблагодарной за все те возможности, которые я получила, попав во дворец, потому поспешила внести ясность в свой весьма нерадужный рассказ.

— Вы думаете, я должна любить это место всем сердцем? Так, как вы нас учили!

Жуковская все ещё не проронила ни слова.

— Я люблю дворец. Как место. За архитектуру и яркость празднеств, но, простите меня, я не могу любить Императорскую семью так искренне и бескорыстно, как положено юной фрейлине. Но не потому, что я плохо воспитана, а потому, что я, к сожалению, не настолько глупа и наивна, как мне хотелось бы.

Я почему-то вспомнила омерзительные прикосновения графа Равнина, пьяного Константина на золотом кресле в борделе Фани и безжизненную пустошь некогда процветающего имения — моего дома.

— Да и все не так плохо, как вам могло показаться. У меня хорошее жалование, герцогиня последние несколько месяцев особенно снисходительна ко мне и, Александр, — я замялась, — в общем… всегда есть Александр, которого я могу попросить о помощи.

— Александр… — протянула моя наставница. Его имя было первым словом, которое она произнесла за долгое время. Я все ещё не разобралась, какое впечатление на нее произвела моя пламенная речь.

Совершенно неожиданно для меня она спросила:

— Как вы думаете, зачем Александр приехал сюда?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Я полагаю, он хотел увидеть своего наставника, с которым его дороги разошлись. Так же, как и у нас с вами.