— Я так на это надеюсь, — пискнула я еле внятно. — Извините меня, но мне сейчас очень хочется побыть одной, — попросилась я, будучи в оцепенении.
— Да, конечно. Если хотите выйти в сад, лучше спускаться по правой лестнице, — ответил мужчина.
Я кивнула, а потом вдруг прильнула к нему и крепко обняла. Он был такой большой и теплый, как огромной лесной медведь, но душа у него была доброй, как у верного преданного пса.
А затем я резко отпрянула назад, ощутив новый прилив слез, и устремилась к выходу.
* * *
Меня встретили ветер и холод, которые свойственны февральским зимам. Почти сразу я поняла, что недолго протяну на таком морозе, а учитывая, как стремительно небо затягивали подозрительные тучи, я всерьез начала опасаться метели.
Зиму я любила за отрезвляющий холод. Каждый раз, когда отчаяние казалось невыносимым, я выходила на улицу, и от нежных прикосновений ледяных снежинок мне всегда становилось чуть спокойнее.
Сад рядом с поместьем Жуковских был совсем крохотный, и его легко можно было осмотреть, стоя на одном месте. Однако внимательно присмотревшись, я заметила небольшую тропинку, ведущую из двора прямо к озеру.
К моему счастью, калитка была не заперта, и я, легко преодолев ее, направилась к замёрзшей ледяной пустоши. Мысли всё ещё роились в голове, но холод не давал снова заплакать. Я шла по глубокому снегу, выдыхая огромные клубы пара — единственное, что согревало отмерзающий нос.
Я была уверена, что самым страшным испытанием для нашей семьи была смерть матери и неподъемный долг отца. Но теперь страшнее, чем за себя, мне было страшнее только за Жуковских. Из всего мира сейчас они были для меня самыми авторитетными и уважаемыми людьми. И, пожалуй, единственными, на кого мне хотелось равняться. То, что сделали с их семьей, было непростительно. И я, собравшись с мыслями, приняла решение расспросить обо всем Александра и во чтобы то ни стало убедить его поговорить с отцом об этом ужасном происшествии. Едва образ Александра всплыл в моей памяти, его уже было не искоренить.
Я подошла совсем близко к воде. Кое-где вдоль берега виднелись крупные следы льда, который, очевидно, время от времени таял и двигался, оставляя за собой множество отметин на промерзлой земле. Припорошенные снегом, ютились там и маленькие сосенки, запутавшиеся в собственных корнях.
Я аккуратно ступила на лёд. Расчистив от снега замёрзший покров озера, я посмотрела вниз, проверяя лёд на надёжность, но не увидела там ничего кроме черноты, сквозь которую виднелись мелкие пузырьки. Вроде твердый. Я сделала ещё несколько шагов вперёд, всей грудью ощущая, как проходит сквозь меня порыв ветра. Хотелось, чтобы он выдрал и унес из меня всю тяжесть и боль, от которых я сама не могла избавиться.
Ещё один мощный порыв, заставляющий прибрежные деревья учтиво согнуться. Но только не меня. Пусть бы он забрал у меня все, чтобы я больше ничего не чувствовала. Но вместо этого я вспомнила, как безропотно и игриво вели себя с Александром сегодня дочери Жуковской. Неужели он настолько хорош, что даже те, кто никогда не любил, кто не учился искусству обольщения, и кто ещё не совсем понимает, что перед ними сын Императора, готовы отдать ему свое сердце? Если уж эти девочки не могут противостоять ему, то что могу я? Бессмысленным уже было даже пытаться что-то менять. Я слишком глубоко погрузилась в эту мучительную любовь, и теперь хотела лишь, чтобы она никогда не заканчивалось. Даже если он всегда будет причиной моей боли, я бы любила эту боль так же неистово, как и его.
Я сделала ещё шаг, как вдруг под ногами раздался треск. Я с ужасом отшатнулась в сторону, но вдруг последовал следующий неестественно громкий звук. Без раздумий я бросилась назад к берегу, хотя до него была всего пара метров, и вдруг поняла, что звук, меня напугавший, был вовсе не треснувшим льдом, а самым настоящим выстрелом.
Сердце парализовал испуг. И сомнений в том, что стреляли с территории Жуковских, не было. Анечка? Геннадий? Александр? Я бросилась назад, совершенно не задумываясь о том, что могу попасть под горячую руку стрелка.
Сердце бешено колотилось, и я мечтала лишь о том, чтобы звуки, доносящиеся с территории поместья, оказались ложной тревогой. Меня шатало из стороны в сторону, и я даже не могла держаться протоптанной дороги. Ноги проваливались по колено в сугробы, из которых я вылезала с большим трудом.
Когда я, наконец, миновала все препятствия и оказалась на территории двора, раздался второй выстрел. От неожиданности и раскатистого грохота, я на мгновение потеряла способность слышать. Ко всему прочему добавился страх за свою жизнь, и теперь вместо бега я предпочитала осторожно красться к входу с северной стороны, где должна была стоять императорская охрана.
Людей я не видела, но хорошо слышала, что спереди дома творится суматоха: плач, крики, пронзительные женские возгласы. Несложно было догадаться, что кого-то убили. Я затаила дыхание и повернула за угол.