Империя. Роман об имперском Риме

Ему хотелось сказать, что бояться нечего, но Адриан, приходилось признать, мог быть жестоким и даже мелочным. Марк говорил себе, что бывали времена гораздо хуже. Если не принимать в расчет немногочисленных казней в начале правления, Адриан держал слово не убивать сенаторов, а его наказания отличались мягкостью по сравнению со зверствами некоторых его предшественников. Когда Марк вспоминал отцовские рассказы о временах Домициана, который выставил Луция Пинария против льва и чьим любимым методом допроса являлось прижигание гениталий, правление Траяна и Адриана представлялось великодушным.

И все-таки Марк остро сознавал, что находится в полном подчинении у императора. В государстве, где власть абсолютна и принадлежит одному, пусть даже самому просвещенному человеку, любой другой всецело зависит от его милости. Марк испытал внезапную тревогу, подумав, как высоко взлетел и сколького может лишиться. Он успокоил себя тем, что дотронулся до фасинума и вспомнил о безымянном боге из сновидений.

Его отсутствующий взгляд упал на стоящего близ амфитеатра и ослепительно сверкающего Колосса. Марк снова посмотрел на изображение статуи Луны в письме Аполлодора, а после – на отведенное ей место по соседству. Как он ни тщился, ему так и не удалось вообразить фигуру, возвышающуюся над головой; он видел только пустое небо. Шедевр и высшее достижение Аполлодора, памятник на века, – будет ли он построен?

Аполлодора всхлипнула, по щекам потекли слезы. Громко расплакался и маленький Луций.

Марк беспомощно смотрел на близких, не в силах их утешить. Про себя он прошептал молитву: «О бог из сна, хранящий меня, дай мне великое дело и дай императора, который позволит его свершить!»

125 год от Р. Х.

Город гудел от волнения ввиду долгожданного возвращения императора. Путешествие, начавшееся как визит в северные провинции, обернулось грандиозным объездом империи, доведшим императора от Британии до Геркулесовых столбов и Мавритании, где он подавил кровавый мятеж; затем путь пролег через Средиземное море в Малую Азию, а после – в Грецию, где Адриан излил блага на Афины и вернул городу звание великого ученого центра, пожаловав новую библиотеку, форум и арку и восстановив храм Зевса Олимпийского.

И теперь Адриан наконец возвращался в Рим, намереваясь в первый же день посетить резиденцию Марка Пинария.

Домашние суетились, занимаясь последними приготовлениями. Прием должен был пройти безупречно. Марку подумалось: как разительно отличается нынешний визит от самого первого, состоявшегося лет двенадцать тому назад, когда Адриан прибыл на обед, устроенный Луцием Пинарием по случаю успехов Марка при возведении колонны Траяна. Тогда Адриана считали почетным гостем, однако сегодня будто ожидали прибытия самого бога. Аполлодора гоняла рабов, заставляя вымести каждый угол, подрезать каждый кустик в саду и надраить до блеска каждую мраморную поверхность. Марк понимал ее: если император останется доволен, то, может быть, все же вернет из ссылки отца, который так и томится в Дамаске.

– Ведь ты напомнишь ему? – в десятый раз спросила Аполлодора.

– Я постараюсь, жена моя. Если будет подходящий момент…

Вбежал Аминтас:

– Хозяин, они уже на улице! Войдут в любую секунду!

– Успокойся, Аминтас. Дыши глубже. Когда откроешь…

– Кто, хозяин, – я? Их должен встречать именно я?

Марк улыбнулся. Кому еще приветствовать императора, как не самому симпатичному из рабов?

– Да, Аминтас, ты.

– Но я так волнуюсь, хозяин! Посмотри, как руки дрожат.

– Император найдет тебя очаровательным. Ступай же, в дверь стучат.

Свита из пары десятков человек хлынула через вестибул в атриум и далее в официальную приемную, где ждали напитки. Адриан, блистательный в пурпурной тоге, принял формальное приветствие хозяина и отвел его в сторону:

– Идем-ка в твой сад, Марк Пинарий. Только мы вдвоем.

Марк зашагал рядом с императором.

– Ты хорошо выглядишь, Цезарь.

Марк не лукавил. Хотя Адриану было под пятьдесят и шевелюру, как и бороду, тронула седина, он оставался подтянутым и находился в бодром настроении. Годы странствий пошли ему на пользу.

– Ага, вот она! – произнес он, войдя в сад.

Марк вспомнил благоговение Адриана, когда тот впервые увидел статую Меланкома. Сейчас скульптура как будто произвела на него менее сильное впечатление. Склонив голову набок, император смерил фигуру бойца взглядом скорее задумчивым, нежели потрясенным.

– Странствуя, Цезарь наверняка повидал множество прекрасных произведений искусства, – заметил Марк.

– О да. Поразительные вещи. Поразительный опыт. Самым замечательным было мое выступление в Элевсинских мистериях, хотя тут, конечно, не мне судить. Путешествия открыли мне глаза. В молодости я получил отличное образование. Педагоги приложили все усилия к моему просвещению, но книги и слова дают очень мало. Главное – личный опыт. О, пока не забыл, тебе шлет привет Эпиктет. Насколько я знаю, они с твоим отцом были очень близки.

– Да, Цезарь. Как он поживает?