Империя. Роман об имперском Риме

– Тит, умоляю! Меня сожгут заживо! Прошу тебя, брат, окажи мне напоследок малую милость!

Тит нехотя снял амулет и надел его на шею Кезона, уже понимая, что зря поддался на уговоры. В отчаянии он протянул руку, чтобы забрать талисман назад, но гвардеец вздернул Кезона на ноги, и фасинум выскочил из пальцев Тита.

Кезон был последним в группе, которую погнали на трек. Тит кое-как встал. В открытую дверь он увидел, что узников поднимают в железные корзины, прикрепленные к просмоленным шестам. Гвардейцы с факелами выбежали и выстроились рядом, готовые запалить человеческие факелы.

Тит смотрел, как Кезона подгоняют к ближайшему шесту и последним поднимают в корзину. Он различил отблеск на груди брата – фасинум – и отвел глаза. Ему недоставало сил вынести предстоящее.

По толпе пролетел глухой гул – единый вдох, подобный ветру в высокой траве. Затем раздались одобрительные возгласы, начавшиеся в одном конце цирка и постепенно переросшие в общий рев. С площадок наверху донесся оглушительный топот многих ног.

Тит подошел к двери и выглянул. На дальней стороне цирка показалась одинокая колесница. Возница был одет в кожаный гоночный наряд и шлем зеленой команды, за которую болел император. Махая толпе рукой, колесничий вел лошадей неспешным аллюром.

Популярность некоторых гонщиков могла поспорить со славой самых известных гладиаторов, но кто из них настолько ценим Нероном, что удостоился чести сыграть царственную, даже божественную роль? Проезжая мимо человеческих факелов, колесничий воздевал руку и наставлял на каждого пленника обличающий перст, после чего тот исчезал в пламени. Эффект был потрясающий, как будто возница обладал властью метать молнии.

По возгорании новых факелов на арене посветлело, и Тит наконец увидел то, что уже поняла толпа: колесницей правил Нерон.

Медленно продолжая свой путь, император постепенно приближался к двери, где стоял Тит, и к шесту с подвешенным Кезоном. По знаку императора вспыхнул соседний факел. Кезон будет следующим.

Вдруг Тита схватили. Гвардейцы увидели его стоящим на пороге и потащили назад. Напрягшись изо всех сил, он сумел вырваться. И бросился на трек.

Тит поскользнулся в грязи, перекувырнулся. В попытке встать прикоснулся к чему-то и вскрикнул от отвращения. Это было отсеченное ухо. Поднявшись и шатаясь, оглядел себя. Везде, где тело соприкоснулось с землей, оно покрылось зернистой смесью песка и крови. Услышав позади крики гвардейцев, он побежал.

Какая большая разница между ареной и императорской ложей! Он наблюдал за происходящим с помоста, испытывая мрачную решимость вкупе с удовольствием от привилегированного положения, пребывая в уютной дали от событий внизу. Сейчас он оказался в причудливом ландшафте, образованном высящимися распятиями и человеческими факелами, посреди пламени и резни. Песок покрывали кровь, моча, человеческие и собачьи экскременты. Повсюду виднелись пальцы рук и ног и другие ошметки плоти, оставленные пирующими псами. Ноздри наполнились тошнотворным смрадом, горячий дым обжигал легкие. Над ревом толпы возвысились вопли горящих, треск лопающейся кожи и стоны распятых.

Преследуемый гвардейцами, Тит рванулся к Нерону. Он достиг колесницы и распростерся на земле.

Купаясь в одобрении толпы, с блестящими в отблесках пламени глазами, Нерон не удивился появлению Тита. Он широко улыбнулся, затем запрокинул голову и расхохотался. Натянув вожжи, император остановил лошадей и махнул гвардейцам, чтобы отступили. Затем сошел с колесницы, приблизился к задыхавшемуся на песке Титу, склонился и потрепал его по голове.

– Не бойся ничего, сенатор Пинарий, – сказал Нерон. – Цезарь спасет тебя!

Плача от облегчения, Тит обхватил его тощие ноги.

– Благодарю! Благодарю тебя, Цезарь!

Зрители сочли сцену частью забавы. Они смеялись и аплодировали милосердию, столь сатирически проявленному Нероном на фоне повальной бойни.

– Нерон милостив! Милостивый Нерон! – крикнул кто-то, и толпа подхватила: – Нерон милостив! Милостивый Нерон! Нерон милостив! Милостивый Нерон!

Речитатив слился с воплями человеческих факелов.

Тит так дрожал, что боялся разлететься на части. Он безудержно рыдал. Ему ничего не оставалось, как только стоять на коленях. Он не мог подняться.

Нерон покачал головой и цокнул языком:

– Бедный Пинарий! Неужели ты не понял, что твое затруднительное положение – лишь шутка для пользы дела?

Ошеломленный Тит уставился на него.

– Шутка для пользы дела, Пинарий! Меня навела на мысль та странная семейная ценность, которую ты упорно носишь на шее. Где она, кстати? Только не говори, что потерял.

Тит молча указал на Кезона, посаженного в корзину на соседнем шесте.

– Понятно, – кивнул Нерон. – Ты отдал его близнецу. Как проницательно! Петроний всегда говорил, что полное дурновкусие носить похожий на распятие предмет, когда всем известно о твоем брате-христианине. Я решил, что выйдет очень забавно, если Пинарий сам окажется среди христиан.

– Ты… спланировал все заранее?