Войско коалиции аккуратно приближалось к редутам, храня максимальную тишину. Командиры весь день делали внушение, объясняя, что, разбудив раньше времени врага, можно спровоцировать обстрел из орудий. Поэтому люди старались. На что способна артиллерия, все прекрасно видели.
Но часовые на редутах не спали.
Как ни темна была ночь, но разглядеть за пару сотен метров огромную толпу людей удалось без проблем.
Меньше минуты потребовалось, чтобы все редуты ожили, приходя в движение.
Бах! Бах! Бах!
Бегло ударили «Саламандры» тяжелой картечью «в ту степь».
– Ааааа!
Взревела толпа, поняв, что ее приближение вскрылось, и бегом бросилась к редутам. С ходу стремясь преодолеть гласис, ров и бруствер. Но не тут-то было. Над бруствером показались латники с алебардами. А пробелы между ними занимали стрелки, побросавшие свои ружья и схватившие большие щиты и мечи.
Грохот. Лязг металла. Удары. Удары. Удары. Мат. И вопли, сплошной стеной вставшие над редутами.
Бух! Бух! Бух!
Большой серией взрывов возвестили ручные гранаты о вступлении в бой гренадеров. На четыре редута их было почти три сотни. Так что гранаты полетели густо. ОЧЕНЬ густо…
– Ваше Императорское… – начал было причитать один из телохранителей.
– Не мешай! – рявкнул Дмитрий, прерывая этот бессмысленный речитатив. Его конь храпел, предвкушая бой. И он был просто обязан возглавить удар.
– Но…
– Кирасиры! – как можно громче прокричал Дмитрий, привлекая внимание обоих когорт. – Бьете по проходам между редутами! В первый и третий. Эквиты! Идете следом. На полсотни шагов. Не увязать! Их нужно опрокинуть! Пошли!
– Ура-а-а-а-а! – затянули командиры когорт, незамедлительно подхваченные остальными всадниками.
И кавалерия пошла.
Тем временем пехота коалиции уже не только вошла в проходы между редутами, но и обогнула их. Драка шла не только по гребню бруствера, но и в узком защищенном проходе. Там бойцы строго по инструкции выкатили фургон санитарного хозяйства, завалив его на борт. И отмахивались алебардами через него. Вполне успешно. Но врагов было много, слишком много. Не помогали даже гранаты гренадеров. В этой темноте противник просто не мог испугаться – осознать, какое великое множество его уже нарубили и повзрывали.
– Ура-а-а-а-а!
С каким-то безумным ревом почти четыре сотни кирасиров ударили в густые, но рыхлые ряды легкой пехоты, совершенно это не ожидающей. Ее всецело поглощал штурм редутов. Поэтому тяжелые кони, каждый в тонну весом, закованные в латный доспех не хуже всадника, ударили страшно.
Удар!
Звонкий хруст ломающихся костей. Чавкающие хлопки разрывающейся плоти. Крики. Нет, какой-то утробный вой, в который слились боевой клич кирасиров и полные ужаса и боли вопли пехотинцев.
– Ура-а-а-а-а!
Продолжали реветь кирасиры, застревая в этой человеческой каше. Пока еще живые, уже мертвые и еще только умирающие – все здесь смешалось. Все было обрызгано кровью и прочим содержимым человеческих тел. Да так, что в отблесках огней, доносящихся с редутов, люди казались какими-то демонами. Вот у одного пехотинца обрывок чьих-то сизых кишок свисал с плеча, а он, не замечая этого, пытался клинком прорубить стальную пластину на крупе кирасирского коня. Взмах спаты[72]
. Удар. И дико таращась глазами, голова, вместе с куском груди и рукой, падает в кровавое крошево под ногами. Крик обрывается на полувзреве из-за рассеченных легких.Первый шок от удара кирасир вроде бы преодолен.
Многочисленная пехота противника пытается зажать их. Стащить с коней. Затоптать.
Но тут с не менее ужасающим ревом в только что замкнувшееся море людей врубаются эквиты. Их сильно больше – почти четыре сотни на каждый конный полк плюс неполные две сотни на каждый легион. Полторы тысячи с гаком! Лошади жиже, да и без доспехов почти. Но сами в латах и… их реально много. МНОГО!
Таранный удар сминает и отбрасывает тела несчастных пехотинцев.
Лошади хрипят, безумно таращась на эту кровавую вакханалию.
А всадники рубят, рубят, рубят.
Легкая пехота, практически лишенная доспехов, едва способна держаться под такими ударами.
Бух! Бух! Бух!
Вновь прорвались над ревом драки взрывы ручных гранат.
Бах! Бах! Бах!
Отработали «Саламандры», которые кое-как удалось ввести в бой, расчистив вокруг них пространство от врагов. И тяжелая, крупная картечь чудовищным пинком раскидала наседающих пехотинцев перед орудиями.
Бах! Бах! Бах!
Ударили нарезные «Единороги», поднимая фонтаны земли, дыма и фрагментов человеческих тел. Командир сводного дивизиона на свой страх и риск решился ударить вслепую по дистанциям перед самыми редутами. Ведь у него была составлена карточка стрельбы, и в принципе Дмитрий его готовил даже к таким задачам.
Это и стало переломным моментом боя. Включение в бой этих «малышек» наблюдалось всеми. Ни с чем иным спутать подобное было просто невозможно.
И народ побежал.
Безумно. Самозабвенно. Словно Остап Бендер в Новых Васюках, спасаясь от шахматистов.
Турум! Турум!
Затрубили горны кавалеристов, собирая под знамена изрядно рассеянных всадников.