Империя смерти. Аппарат насилия в нацистской Германии. 1933–1945

Ответ. Я сам раздумывал над этим вопросом в течение долгих лет… Ответ на этот вопрос налагает большую ответственность, и, сознавая эту ответственность, я сказал бы, что по крайней мере с начала 1935 г. каждый должен был знать, в какое учреждение он поступал и какие приказы ему придется исполнять в том или ином случае».

В речи перед прусскими государственными советниками от 5 марта 1936 г. сам Гиммлер весьма подробно изложил перипетии, связанные с упорядочением кадрового состава гестапо:

«Я думаю, что только я и господин министр-президент (Геринг. — Авт.) знают, — сказал Гиммлер, — до какой степени в 1933–1934 гг. и даже в 1935 г. был недееспособен аппарат тайной полиции. В нем собрались чиновники, которые, по крайней мере в филиалах, были отнюдь не из лучших — ведь никакое учреждение не отдаст свои лучшие силы, к тому же в мировоззренческом смысле они были совершенно не подкованы. Чтобы придать им политическую зрелость, мы привлекли в полицию старых бойцов из СА и СС, у которых было неоспоримое преимущество — принадлежность к НСДАП, но часть из них страдала одним недостатком — неумением приспособиться к упорядоченной жизни, к самой примитивной канцелярской работе».

В той же речи Гиммлер намеревался объяснить, почему его выбор остановился на служащих именно баварской полиции, а не, скажем, гессенской, нюрнбергской или дрезденской. Намеревался, но потом передумал и этот пассаж вычеркнул. Однако мы его приведем — пассаж остался в черновом варианте речи:

«Первой политической полицией с ярко выраженным национал-социалистским характером, по существу, инструментом для борьбы с евреями, марксистами и масонами — нашими врагами — была мюнхенская полиция в начале 20-х годов, точнее, отдел VI-а в мюнхенском полицай-президиуме под руководством тогдашнего полицай-президента Пёнера… Из этой школы вышла большая часть баварского полицейского аппарата, а теперь это наши лучшие чиновники — начальники подотделов и отделов».

Итак, школа Пёнера, то есть полицейско-чиновничья школа в буржуазном государстве. Но не просто полицейско-чиновничья, а полицейско-идеологическая, боровшаяся с врагами.

В этой связи нельзя не отметить, что до недавнего времени буржуазные исследователи, те самые, которые обнаружили «чувство расовой неполноценности» у Гейдриха, любили порассуждать и о чувстве «неполноценности» у Мюллера. Он, дескать, до 1933 г. храбро сражался с нацистами и посему очень боялся своего прошлого. Хотел заглушить угрызения совести особым рвением. Все это выдумки чистой воды. Не с нацистами боролся Мюллер, а с коммунистами, с трудящимися, с левой интеллигенцией. Вся так называемая «группа баварских полицейских» — Рейнхард Флеш, Генрих Мюллер, Франц Йозеф Губер и Йозеф Мейзингер, состряпавший «дело генерала Фрича», а потом брошенный по следу Зорге, были реакционеры и патологические антикоммунисты. Но Мюллер выделялся и среди них своей ненавистью к коммунизму, к прогрессу. По материалам, разысканным Хёне, он еще до 1933 г. «не соблюдал законов и предписаний». Иными словами, даже в Веймарской республике действовал не как государственный чиновник, а как гангстер. Но, разумеется, прежде всего «в борьбе с коммунистами».

Вот почему Мюллера и всю «группу баварских полицейских» взяли в гестапо. В отличие от молодчиков Рема, они законы знали, но на законы, так же как и те, плевали. Хоть и были службистами, но службистами особого рода.

Интересно, что Мюллер не обладал тем «преимуществом», о котором говорил Гиммлер в приведенной выше речи перед прусскими государственными советниками, — он не состоял в НСДАП. Получив генеральский чин, он все еще пребывал беспартийным.

Только в 1939 г., в зените карьеры, Мюллер наконец-то получил значок члена НСДАП.

Видно, Гиммлер и Гейдрих не спешили предоставить Мюллеру все привилегии, связанные с его постом, — выдерживали.

Ясно одно: именно Генрих Мюллер — зловеще бесцветная личность, бывший полицейский — стал как бы фирменным знаком гестапо. Именно он перевел идеологическое изуверство эсэсовцев, их бесчеловечность и жестокость на бюрократический язык. Заполнял папки, сочинял циркуляры, вел служебную переписку. Так же как и концлагеря, гестапо стало «фабрикой» по уничтожению людей. И заведовал этой «фабрикой» чиновник Мюллер, Мюллер-гестапо. Без подписи Мюллера, «кругозор которого», как утверждал буржуазный историк Клаус Харпрехт, «почти не выходил за стены гестаповских подвалов», не совершалось ни одной сколько-нибудь серьезной террористической акции нацистского режима.

Зловещая тень Мюллера четко видна сквозь страшные «служебные записки», директивы. Правда, на всех на них стоял гриф «секретный имперский документ». Но история рассекретила самые секретные документы нацистов. И благодаря этому мы знаем: не было такой кровавой интриги, не было такого злодеяния, в которых не участвовал бы Мюллер-гестапо.

Дело генералов Бломберга — Фрича.

Среди других его состряпал и Мюллер.