Империя Солнца

Если индивиду, культуре или расе удалось в своём развитии понять точку зрения реальности и возжелать её в любом другом, — то это означает решающий этап, только после наступления которого можно говорить, что дух познал истинную мужественность. Если расу ведут чувства, гордость, ценности, алчность, ненависть, — в общем, всё то, что является «человеческим» элементом в узком, индивидуальном или коллективном смысле, то она обязательно будет существовать в чистой случайности, свойственной любой вещи, у которой нет никакого начала в себе самой. Но если, по крайней мере среди элиты вождей, удастся освободить от всего этого два основных элемента жизни — знание и действие, тогда она становится способна к миссии, о которой уже можно говорить как о высшей по отношению к практическому и политическому миру.

Универсальность как знание и универсальность как действие: вот две основы всякой имперской эпохи.

Знание универсально, когда оно может дать нам такой смысл вещей, перед чьими величием и вечностью исчезает весь человеческий пафос и человеческие устремления: когда оно вводит нас в первоначальное, в космическое, в то, у чего в области духа есть черты чистоты и силы океанов, пустынь, ледников. Всякая истинная универсальная традиция несёт в себе это дуновение широкого, оживляя с ним бескорыстные формы деятельности, пробуждая чувствительность к ценностям, которые невозможно измерить каким–либо критерием полезности и страстности, индивидуальным или коллективным: внедряя «жизнь», которая «больше, чем жизнь». Это тот тип невидимой империи, который история демонстрирует нам на примерах брахманической Индии, католического Средневековья, того же эллинизма: единая культура, господствующая внутри, в многообразии, также независимом от народов или городов, от всякой «политически» и экономически обусловленной реальности.

Конечно же, можно представить концепцию империи —как видимой, так и невидимой, — имеющей, кроме духовного, ещё и материальное единство. Такая империя осуществляется, когда вместе с универсальностью, понимаемой как знание, присутствует и «универсальность как действие». Здесь мы могли бы указать на Древний Китай, Рим, а также частично, с некоторой точки зрения, вновь на Средневековье (движение крестоносцев), ислам и другие вещи.

Универсализированное действие — это чистое действие: это героизм. Так в двух условиях империи вновь находим то самое качество, которое определяло две высшие касты древности — мудрецов (что не обязательно должно означать «священников») и воинов. Здесь мы сразу же должны предупредить, что концепция «героизма», о которой идёт речь, не тождественна современной. В традиционной концепции героизм — это аскеза в самом строгом смысле этого слова, а герой — это натура, настолько очищенная от «человеческих» элементов, насколько он является аскетом: он участвует в том же характере чистоты великих сил вещей, и не имеет ничего общего со страстностью, сентиментальностью и различными человеческими мотивами, идеальными либо материальными, коллективными либо индивидуальными. Специфические функции каждой древней касты выражали её собственную природу, её собственный способ существования: так, война для воина имела смысл в качестве цели, в качестве пути его духовной реализации. Таким образом, он сражался «чисто», война сама по себе была благом, а героизм был «чистой» и, таким образом, универсальной формой деятельности. Риторика «борьбы за права», «территориальные требования», сентиментальные или гуманитарные предлоги и так далее, — все эти вещи являются совершенно современными и абсолютно чуждыми традиционной концепции героизма. В «Бхагавад–Гите», в Коране, в латинской концепции mors triumphalis, в эллинской инициации героя, в символической северной Валхалле, открытой только для героев, в некоторых аспектах «священной войны», знакомой тому же католическому феодализму, мы находим различно сформулированную трансцендентальную идею — как наднациональную, так и надчеловеческую — героизма: героизм здесь — это путь мужественной аскезы, разрушения низшей природы, путь бессмертия и связи с вечным. Преобразованное в такой атмосфере, действие приобретает универсальную природу: оно становится почти что силой свыше, способной придать и земному телу универсальность традиции духа: это состояние империи в его высшем смысле[26] .