Империя солнца

И скатертью дорога… Джим смотрел на обреченную смерти землю, на заполненные водой бомбовые воронки в рисовых полях, на стволы умолкших зениток с пагоды Лунхуа, на приткнувшиеся к берегам реки разбитые сухогрузы. За его спиной, не далее чем в трех милях, лежал тихий город. Многоэтажки Французской Концессии и высотные офис-билдинги вдоль Дамбы были похожи на увеличенную копию той далекой панорамы, которая все эти годы придавала ему сил.

Над стадионом промчался прохладный — с реки — ветерок, и на какую-то долю секунды солнце снова затмило тот самый, ни на что не похожий северо-западный свет, отблеск которого он видел на трибунах. Джим поднял к глазам бледно-восковые руки. Он знал, что жив, но в то же время чувствовал себя таким же мертвым, как мистер Макстед. Может быть, его душа, вместо того чтобы покинуть тело, заплуталась где-нибудь у него в голове и тихо умерла сама собой?

Джиму снова захотелось пить, и он пошел вниз по бетонным ступенькам, на ходу сгоняя к краю воду с обеденных и письменных столов. Если война кончилась, самое время заняться поисками отца и мамы. С другой стороны, британцам лучше не соваться одним в Шанхай, если рядом не будет японцев, которые смогут их защитить.

За воротами на футбольном поле одному из британцев удалось поднять капот у белого «кадиллака». Он возился с мотором, то и дело дотрагиваясь до цилиндров, а остальные стояли вокруг и смотрели. Джим вскинулся и побежал вниз по лестнице, готовясь предложить свои услуги в качестве бортинженера и лоцмана. Он до сих пор помнил в лицо каждую улицу, каждый шанхайский переулок.

Спустившись на беговую дорожку, он заметил, что на стадион вошли три человека. Двое были китайцы кули, голые по пояс, в черных хлопчатобумажных брюках, подвязанных на щиколотках чуть выше соломенных сандалий. Третий — тот самый евроазиат в белой рубашке, которого Джим видел с японскими жандармами. Они стояли у выхода из туннеля, и евроазиат внимательно осматривал стадион. Сидящих на газоне заключенных он тоже удостоил взглядом, но основной интерес для него явно заключался в грудах ворованной мебели на трибунах.

За поясом у евроазиата был тяжелый автоматический пистолет, но Джиму он улыбнулся так обворожительно, как будто они были старые друзья, которых лишь военные невзгоды заставили надолго разлучиться.

— Эй, парень… ты как себя чувствуешь? — Он оценил его обтрепанную рубашку и шорты, его босые ноги, изъязвленные и сплошь покрытые грязью. — Концлагерь Лунхуа? Должно быть, несладко тебе пришлось.

Джим невозмутимо смотрел на евроазиата. Этот человек улыбался, но глаза у него были холодные. По-английски он говорил с сильным американским акцентом, но акцент у него звучал натянуто, и Джим подумал, что, вероятнее всего, евроазиат нахватался, пока допрашивал экипажи сбитых американских самолетов. На нем были часы из хромированной стали, а пистолет был точно такой же, какие добывали японцы в Лунхуа со сбитых «сверхкрепостей». Идущая со стадиона вонь заставляла его беспокойно раздувать широкие ноздри и отвлекала от созерцания трибун. В туннеле показалась британская чета, и евроазиат посторонился, чтобы пропустить их обратно на стадион.

— Да у вас тут целое хозяйство, — задумчиво сказал он. — Что, мамка с папкой тоже туг? Вид у тебя такой, что ты, наверно, в момент схавал бы пару мешков риса, а? Слушай, парень, ты тут поспрашивай у своих, может, у кого есть браслеты, кольца обручальные, цепочки. А я бы с тобой поделился.

— Война кончилась?

Глаза у евроазиата мигом нырнули куда-то вниз и в сторону, как будто на него нашло секундное помрачение рассудка. Но он тут же собрался и ответил Джиму самой что ни на есть искренней улыбкой.

— Ну уж в этом-то ты можешь не сомневаться. Того и гляди весь американский военно-морской флот встанет на прикол возле Дамбы. — Вид у Джима явно был не слишком доверчивый, и евроазиат тут же пояснил: — Парень, они теперь сбрасывают атомные бомбы. Дядя Сэм уронил по кусочку солнца на Нагасаки и на Хиросиму, миллион человек убитыми. Одна такая офигенная вспышка…

— Я ее видел.

— Видел?… Что, все небо осветила, да? Очень может быть. В голосе у евроазиата звучало сомнение, но он, наконец, оторвал глаза от бывшей японской добычи и внимательно посмотрел на Джима. Несмотря на всю свою непринужденность, он был очень неуверен в себе, как будто знал, что ожидаемый в ближайшем будущем военно-морской флот США с большим сомнением отнесется к его проамериканским взглядам. Он с опаской покосился на небо.

— Атомные бомбы… хреново приходится всем этим япошкам, но тебе зато счастье, парень. И мамке с папкой твоим тоже.

Джим взвешивал про себя полученную информацию, а евроазиат тем временем подошел к бетонной урне у входа в туннель и принялся в ней копаться.

— Так война действительно кончилась?

— Да, все, кранты, кончилась, мы все теперь большие друзья. Император только что объявил о капитуляции.

— А где тогда американцы?

— На подходе, парень, на подходе. Они и досюда доберутся со своими атомными бомбами.

— Белый свет?