Империя солнца

— Ты устал, Джим. — Они сели в грузовик, и Бейси тут же обнял Джима за плечи. — Ты слишком много думаешь, все эти новые слова…

— Я уже вспомнил все, какие знал, Бейси. А война скоро кончится?

— Не волнуйся, Джим. Максимум месяца через три японцы сломаются.

— Так быстро, Бейси?

— Ну, может быть, чуть позже. Войны, они тоже с бухты-барахты не начинаются, люди вкладывают деньги, большие деньги, Джим, и эти инвестиции приходится защищать. Вроде как мы с Фрэнком вложились в этот грузовик.

Джиму раньше никогда не приходило в голову, что кто-то может хотеть продолжения войны, и едва ли не полпути до Хонкю он раздумывал над этой странной логикой. Машина громыхала по проселочной дороге за доками, мимо пустующих складов, мусорных отвалов и могильных холмиков. Возле каналов, в выстроенных из ящиков и старых автомобильных покрышек хибарах ютились нищие. У затхлой заводи сидит на корточках старуха, отскребает деревянное сиденье из уборной. Отсюда, из уютной безопасности автомобильной кабины, Джиму было жаль этих несчастных людей, хотя всего несколько дней назад его собственное положение было еще более отчаянным. В его сознании произошло странное раздвоение реальности, как если бы все, что случилось с начала войны, происходило в зеркале. Головокружение и голод были прерогативой его зеркальной половины, и о еде, постоянно и неотвязно, тоже думала именно она. А у него к ней не осталось даже жалости. Должно быть, именно так умудряются жить на этом свете — и выживать — китайцы, подумал Джим. Но в один прекрасный день китаец может вынырнуть из зеркала.

Переезжая через ручей Наньдао во Французскую Концессию, они наткнулись на первый японский патруль, охраняющий блокпост у северного въезда на стальной решетчатый мост. И тут выяснилось, что Бейси и Фрэнк совсем не боятся солдат, — на американцев, заметил для себя Джим, вообще не так-то просто произвести впечатление. Фрэнк даже посигналил японскому солдату, который не вовремя вышел на дорогу. Джим тут же пригнулся как можно ниже, ожидая, что вот сейчас в них начнут стрелять, но японец с угрюмой миной на лице дал им отмашку: должно быть, принял Фрэнка и Бейси за русских рабочих, из белоэмигрантов.

Потом они битый час колесили по хонкюйскому рынку, мимо сотен заходящихся лаем собак в бамбуковых клетках, причем не одних только «мясных» китайских дворняжек, но и спаниелей, и такс, и рыжих сеттеров, и эрделей, которые, утратив хозяев-европейцев, остались одни на голодных шанхайских улицах. Несколько раз они останавливались; Бейси выбирался из машины, подходил к лавочнику и бегло говорил с ним на портовом кантонском диалекте. Но ни медные кольца, ни золотые зубы в ход не шли.

— Фрэнк, а что Бейси хочет купить?

— Сдается мне, он скорее продает, чем покупает.

— А почему у Бейси никак не получается меня продать?

— Да кому ты нужен. — Фрэнк щелчком подбросил в воздух полкроны, украденные у Джима из кармана, и на лету подхватил монетку тяжелой пятерней. — Ты же гроша ломаного не стоишь. Или, как тебе кажется, — стоишь ты хоть чего-нибудь?

— Я гроша ломаного не стою, Фрэнк.

— Кожа да кости. А скоро совсем в доходягу превратишься.

— А если они меня купят, что они со мной станут делать? Есть меня без толку, я же — кожа да кости.

Но Фрэнк не удостоил его ответом. В грузовик, качая головой, забрался Бейси. Они выехали из Хонкю и, переправившись через речку Сучжоу, оказались в Международном сеттлменте. Грузовик не спеша тронулся в путь по главным здешним улицам, застревая в пробках на авеню Фош, следуя за медленными, погромыхивающими на ходу трамвайчиками сквозь густой, колесо к колесу, поток пеших и велорикш.

Джим попытался было указывать дорогу к жилым районам в западной части Шанхая, в сотый раз пересказывая сказки о роскошных особняках, битком набитых бильярдными столами, виски и конфетами с ликером. Потом до него дошло, что Фрэнк и Бейси просто-напросто убивают время, выжидая темноты. После шести часов вечера солнечный свет ушел с фасадов жилых многоэтажек во Французской Концессии. Моряки одновременно подняли в дверцах стекла. Фрэнк свернул с проспекта Кипящего Колодца и углубился в темные китайские кварталы в северной части города.

— Фрэнк, ты не туда едешь… — Джим попытался указать нужное направление. Но Бейси тут же прижал к его губам тыльную сторону густо напудренной руки.

— Тише, Джим. Чем чаще мальчик молчит, тем для него же лучше.

У Джима плыло перед глазами, и он положил голову на плечо Бейси. Они пустились в бесцельное путешествие по узким улочкам, едва протискиваясь между рикшами и телегами с впряженными в них буйволами, и сотни китайских лиц внимательно следили за ними из окон — сквозь стекло. Джиму снова хотелось есть, а от бесконечной тряски — автомобиль шел по заброшенным трамвайным путям — у него кружилась голова. Ему хотелось поскорее вернуться в Наньдао, к железной печке, на которой скворчит кастрюлька с рисом.