Империя страха

Девушки покорно расступились, давая ему возможность встать на ноги.

Все четверо на несколько минут зашли в са­уну, а затем, окунувшись в прохладный бассейн, вернулись в предбанник. Здесь стоял прочный, нарочито грубо сколоченный стол, заваленный всевозможной снедью.

Неторопливым жестом вор взял с тарелки жирный кусок лососины и отправил себе в рот, сопроводив это короткой, но многозначитель­ной репликой:

— Эх, что еще человеку надо для полного счастья! Вот когда-нибудь надергаю в лом возду­ха и заживу припеваючи.

Надо заметить, что это желание частенько посещало Дегтярева, особенно во время частых отсидок у «хозяина», но, оказавшись на свободе, он упорно повторял прежние ошибки: украл, сбыл, прогулял.

И так было всегда, а возможно, всегда и бу­дет, ведь правильно говорят, что человек — раб собственных привычек.

Между тем Гвоздик продолжал фантазиро­вать:

— Домишко себе отгрохаю с банькой, чтобы можно было друзей приютить достойно. И заве­ду настоящий гарем.

Девушки дружно рассмеялись, но тут же по­пытались взять себя в руки, посчитав, что могут уязвить человека в его радужных мечтаниях.

Но Юра не заметил их тактичной сдержан­ности и, в свою очередь, закатился раскатистым хохотом.

Та, которую называли Лелькой, прижалась к парню и вкрадчиво спросила:

— А нас с Нинкой возьмешь в свой гарем? Бросив иронично-оценивающий взгляд на брюнетку, о которой шла речь, Юра дурашливо наморщился и деланно строго произнес:

— Но только при одном условии: ты должна взять ее на буксир, как реально отстающую в производственном плане, и передать свой бога­тый опыт здорового отсоса.

Веселый смех прокатился под влажными сводами предбанника.

Развалившись в мягком кресле, Гвоздик с похвальным упорством налегал на всевозможное спиртное и в конце концов жутко накачал­ся. Хотя, справедливости ради надо отметить, что девушки от него не отставали.

Едва стоящая на ногах Нинка в порыве весе­лого азарта забралась на стол и принялась выпи­сывать кренделя, но молодой человек ее грубо­вато прервал. Тогда она кинулась к нему цело­ваться, но была жестоко разочарована в своем благостном начинании.

Властно отстранившись от нее, Гвоздик се­рьезно процедил:

— Вот этого не надо. Трахнуть я тебя могу, но поцеловать нет.

— Почему? — искренне удивилась пьяная шлюшка.

Одарив брюнетку высокомерным взглядом, он назидательно произнес:

— По понятиям не канает. Ты что, хочешь, чтобы с меня братва на хате спросила за такой откровенный рамс?

Ни капельки не удивившись столь необыч­ному ответу, Нинка упала грудью на стол, под­ставив парню свою упругую попку.

Он не заставил себя просить дважды и охот­но пристроился, обхватив широкими ладонями ее тугой бюст.

Уже раскачиваясь в такт привычным движе­ниям, она спросила, возвращаясь к прерванной теме:

— А ты что, собираешься в тюрьму? Ведь «хата», насколько я понимаю, — это тюрьма.

— Типун тебе на язык, — грубовато обронил вор, пытаясь дотянуться до пачки сигарет, — я только что откинулся, а ты меня опять башки­рам сватаешь.

Белобрысая Леля, до этого не вмешивающаяся в их диалог, сонно встрепенулась и спро­сила:

— А при чем здесь башкиры?

— Это я так ментов называю, — охотно по­яснил Юра заплетающимся языком, а затем об­ратился к притихшей брюнетке: — Может, в бассейне продолжим?

В ответ не прозвучало ни звука. Рыжеволо­сая склонилась над товаркой и с абсолютным безразличием констатировала:

— Спит.

Не обращая внимания на ее замечание, Гво­здик с прежним упорством продолжал начатое дело.

Но Леля настойчиво остановила его, заняв место рядом с подругой, причем в точности ко­пируя ее позу.

— Иди сюда, ненасытный. Сколько же ты сидел, что в тебе столько сил скопилось?

Однако молодой человек уже благостно рас­слабился и завалился на мягкое кресло.

Какое-то время он усиленно пытался обрес­ти трезвый ход мыслей, но ему это никак не уда­валось.

Неожиданно для присутствующих львиц по­лусвета он с видимым усилием поднялся на ноги и качающейся походкой добрел до вешалки.

Порывшись в собственных карманах, он из­влек на свет несколько смятых купюр и золотую цепочку, отвергнутую толстым ювелиром.

Вернувшись к столу, вор бросил на него не­сколько стодолларовых купюр, сказав:

— Это ваш гонорар. А это тебе, — говоря­щий протянул пышногрудой блондинке цепоч­ку, — на память о сегодняшней ночи. Уж больно ты мне понравилась. Если не пущу лаве по ветру до завтра, то обязательно куплю тебя еще.

Вмиг протрезвев, Леля вцепилась в подарок непослушными пальчиками и тут же примерила презент, торопливо бросив:

— Может, я тебя и без денег обслужу. Ты мне, между прочим, тоже понравился.

— В благотворительности не нуждаюсь, — надменно процедил Дегтярев и тут же отключился, погружаясь в призрачное забытье навалившейся усталости.

В тесном предбаннике послышался громкий, здоровый храп спящего мужчины, а белобрысая Леля торопливо погасила свет, пристраиваясь на жесткой кушетке. Не прошло и пяти минут, как веселая компания забылась хмельным сном.

Глава 4