Империя страха

— Родион Семенович Кудряшов, — почти прошипел он, — полковник ФСБ и мой непо­средственный начальник. Гореть ему в аду ярким пламенем.

Вдруг в лице комитетчика что-то измени­лось — темные зрачки вспыхнули яркой искор­кой, а тонкие губы расплылись в демонической усмешке, и Антон обратился к школьному при­ятелю Ольги:

— Скажи, а ты правда журналист?

Тот утвердительно качнул головой, еще не понимая, к чему клонит собеседник. А майор задал очередной вопрос:

— Значит, у тебя есть камера и все осталь­ное?

— Есть, — несколько равнодушно сказал Артем, — а что, может понадобиться?

Лямзин промолчал, размышляя о чем-то. Наконец он пришел к окончательному реше­нию, что было видно пр его довольному, не­сколько ироничному внешнему виду, и сказал:

— Мне нужно, чтобы через час здесь был толковый оператор и желательно со звукозапи­сывающей камерой.

Белецкий перевел взгляд с комитетчика на подругу и удивленно вскинул брови, на что Оль­га торопливо заметила:

— Артеша, сделай так, как просит Антон. Я чувствую, что у тебя получится веселенький репортаж.

Не сказав ни слова в ответ, журналист подо­шел к телефонному аппарату, стоящему на жур­нальном столике, и, сняв трубку, набрал чей-то номер.

Ответили ему почти сразу...

* * *

Кудряшов вернулся в здание на Лубянке, распустил группу и вошел в свой кабинет. Едва он переступил порог, как требовательно зазво­нил городской телефон.

Поморщившись, как от зубной боли, Роди­он Семенович неторопливо приблизился к столу и долго смотрел на трезвонивший аппарат.

По-видимому, на том конце провода знали, что полковник у себя, поэтому продолжали на­стаивать на немедленном разговоре.

Кудряшову ничего не оставалось, как снять трубку и пробурчать в микрофон обычное:

— Слушаю, Кудряшов.

Какое-то время динамик хранил напряжен­ное молчание, а затем разродился густым басом с властными нотками в голосе, которые были присущи лишь сильным мира сего:

— Ну как успехи, полковник?

На лице хозяина кабинета появилось подо­бострастное выражение, как будто собеседник мог его видеть, он даже привстал с кресла, но быстро сообразил, что это всего лишь иллюзия, и вновь опустился на прежнее место.

— Я слушаю, — требовательно повторил звонивший.

Хрипловато откашлявшись, Кудряшов вкрад­чиво произнес:

— Пока нам нечем хвалиться. Мы уже подо­брались к ним, но как назло помешали телеви­зионщики...

— Подробности меня нисколько не интере­суют, — резко оборвал тираду полковника гус­той начальственный бас, — меня заботит лишь конечный результат, а остальное ты будешь рассказывать своим внукам, когда уйдешь на пен­сию. Если, конечно, доживешь до этого, — зло­веще добавил он с немалой долей иронии в го­лосе.

Родион Семенович почувствовал, как на спине зашевелились кучерявые волосы, а на лбу проступила липкая испарина. Собрав в кулак жалкие остатки того, что обычно называют си­лой воли, он торопливо пропел:

— Конечно, я все понимаю. Мы их возь­мем...

Властному собеседнику было откровенно наплевать на все, что скажет Кудряшов, поэтому он в очередной раз нетерпеливо перебил:

— Я бы советовал тебе поторопиться. А кста­ти, что там в Успенском?

— Люди работают, — коротко, по-военному, отозвался полковник.

На несколько секунд трубка замолчала, что­бы снова прогрохотать в самое ухо Родиона Се­меновича:

— Ну-ну,, Надеюсь, что эти трое у тебя под пристальным наблюдением?

Подобного вопроса полковник опасался боль­ше всего — ведь он потерял всех, кроме Дегтяре­ва, которого вряд ли можно было рассматривать как реальную победу, скорее наоборот.

Сказать об этом — значило собственноручно обрушить на свою голову ведро помоев, но и соврать было абсолютно невозможно, поэтому Кудряшов произнес, стараясь придать голосу твердую уверенность:

— Мы их упустили, хотя уверен, что скоро найдем...

Наступившая тишина была хуже артилле­рийской канонады, и хозяин кабинета просто физически ощутил жуткий, всепоглощающий страх, заползавший ледяной струйкой за ворот­ник прилипшей к телу рубашки.

Наконец на том конце провода произнесли:

— Смотри, полковник. Если у тебя что-ни­будь не сложится, то на пенсию тебя проводят вперед ногами под громкую музыку духового

ор­кестра. И еще запомни: стоит тебе оступиться, и «хозяин» тебя навсегда вычеркнет из своей па­мяти. Помни об этом,

пол-ков-ник, — послед­нее слово было сказано с подчеркнутой издев­кой в голосе.

Родион Семенович продолжал прижимать к уху вспотевшую трубку, из которой раздавались заунывные короткие гудки.

Наконец он сообразил, что беседа окончена, и бережно, как хрупкую реликвию, опустил тру­бку на пластмассовый аппарат цвета слоновой кости.

Погасив свет, Кудряшов уселся в кресло и надолго задумался.

Со стороны могло показаться, что он просто заснул, на самом же деле хозяин кабинета раз­мышлял над сложившейся ситуацией. И по мере того как безнадежность окутывала его сознание, полковником овладевало глухое, ни с чем не сравнимое раздражение.

Наконец Кудряшов принял решение и на­жал кнопку селекторной связи.