— Ну и что с того? Это была глупая подростковая влюбленность.
— Влюбленность, да? — он ухмыляется, и так беззаботно, что я застигнута врасплох.
— Почему ты опустил часть про «глупую» и «подростковую»?
— Я не услышал ничего, кроме слова «влюбленность».
Он надвигает черную маску на мои глаза, позволяя лентам свисать по обе стороны моего лица.
Весь воздух высасывается из легких от грубого вида его глаз. Возможно, я ошибалась раньше, потому что буря в нем не прекратится, пока не перевернет море во мне.
— Что ты делаешь? — шепчу я, пугаясь собственного голоса.
— Вспоминаю воспоминания.
— Например… какие?
— Например, как я буду трахать тебя в этой маске, когда незаконный запрет подойдёт к концу, и ты будешь кричать мое имя, как маленькая шлюшка, а не роковая женщина.
— Прекрати. — я отталкиваю его руку, в основном, чтобы контролировать свою реакцию на его обещания. — Пойдем посмотрим что-нибудь.
— Не так быстро. — он хватает меня за руку, впиваясь в нее пальцем. — Ты так и не сказала мне, почему ушла тем утром.
— Мы были незнакомы, и ты был немного угрожающим. Я спасала свою шкуру.
— Чушь. Есть что-то большее.
— В основном потому, что ты был угрожающим и напоминал мне моего отца, но также… потому что я боялась твоей реакции, если ты узнаешь мой реальный возраст. Мне все равно нужно было готовиться к экзаменам, так что…. да, я подумала, что самый безопасный вариант это уйти.
— Я все еще напоминаю тебе твоего отца?
— Нет. У тебя есть антисоциальные наклонности, но тебе не все равно. Он настоящий психопат, который ценит только собственную выгоду. — я делаю паузу. — Что ты на самом деле планировал сделать той ночью?
— Просто поджог в Ночь Дьявола.
— Ничего себе. Не могу поверить, что такой преступник, как ты, стал адвокатом.
— Я сделал это только для того, чтобы использовать закон в своих интересах. Я невиновен в любых обвинениях, которые могли бы обвинить меня в отстаивании справедливости.
Я смеюсь.
— Ты был по определению плохим парнем и спортсменом, да?
— Вполне. Нейту приходилось останавливать меня от совершения настоящего преступления с тех пор, как мы были подростками.
— Но он не был спортсменом.
— Нет. Он считал, что это ненужный, корыстный вид насилия.
— Ну, он не ошибся. Дай угадаю, парень, который был в костюме Джокера той ночью, тоже был спортсменом.
— Ты угадала. После той ночи он пытался заставить своих родителей заявить на меня за нападение и побои, но мой отец зашил им рты несколькими тысячами баксов.
— Уместен.
— Не совсем. Я мог бы зашить ему рот кулаком.
— Какой грубый. — я смотрю на то место, где его большой палец давит на мою руку, не в силах смотреть ему в глаза. — Ты сохранил что-нибудь с той ночи?
— Кроме Гвен?
Я перевожу взгляд на него, мой голос слишком низкий и уязвимый, на мой вкус.
— Кроме Гвен.
— Если ты спрашиваешь о маске Анонима, то Сьюзан выбросила ее, так как у нее имелась привычка портить мои вещи из презрения. Я узнал об этом только несколько дней спустя.
— Ох.
— Я выбросил всю ее коллекцию винтажной одежды на помойку в качестве мести, но этого было недостаточно. Эта сука должна уйти на дно.
— Ты действительно не хочешь забыть о Сьюзан?
— Не в этой жизни.
— Ты помнишь мою любимую цитату?
Его выражение лица смягчается, а в темных глазах загорается озорство.
— Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
— Вся версия такова. Тот, кто сражается с монстрами, должен быть осторожен, чтобы самому не стать таким. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. — я глажу его по лицу. — Не становись монстром, Кингсли.
***
К восемнадцатому дню запрета Кингсли превратился в абсолютную боль, от которой так и веет токсичной, антагонистической мужественностью. Никто не хочет иметь с ним дело на работе.
Без шуток. На днях один из помощников адвоката увидел, как он идет по коридору, и тут же изменил направление.
— Что бы ты ни делала, отмени это, — говорит мне Нейт, тонко подталкивая меня в направлении кабинета Кингсли.
— И почему ты думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?
— Тот факт, что он смотрит на тебя так, будто хочет трахнуть, а потом убить. Или убить тебя, а потом трахнуть. Не совсем уверен в его жестких рамках и в том, включают ли они некрофилию.
— Ты драматизируешь.
— А он ведет себя как козел с открученным винтом. Отрицай это сколько хочешь, но мы оба знаем, что это все из-за тебя. Иди в кабинет, пока он не убил Сьюзан по-настоящему.
Я делаю паузу.
— Сьюзан здесь?
— Да. Она выступает со своим надоедливым шоу в течение месяца.
— Я думала, ей запретили появляться в Уивер & Шоу.
— Она получила постановление суда, в котором говорится, что раз она судится за акции, то имеет право входить в здание.
— Дерьмо.
— Действительно, дерьмо. С его нынешним настроением даже чертов муравей не застрахован от его гнева. Не говоря уже о гиене.
— Я посмотрю, что можно сделать.
Я направляюсь в его кабинет, впервые сомневаясь в своем решении.