— Нет, не пощажу. — я дергаю его за рубашку и дышу на его перепачканное кровью и потом лицо. — Вот как все будет, ублюдок. Я буду бить тебя, пока ты не потеряешь сознание, как твой друг рядом, потом я изобью тебя водяной струей, чтобы ты пришел в себя, и по кругу. Я буду пытать тебя за каждую отметину, которую ты оставил на ее коже. К тому времени, когда я закончу с твоим жалким подобием существования, ты будешь желать смерти.
И тогда я делаю то, что обещал, пока мои костяшки, ладони и руки не будут в крови, а ничтожества будут держаться за жизнь на волоске.
Проблема в том, что этого все еще недостаточно.
— Знаешь, у меня есть инструменты, которые можно использовать вместо твоих кулаков. Что думаешь, пещерный человек?
Николо, который наблюдал из угла с блеском в садистских глазах, присоединяется ко мне. Его дорогой древесный одеколон выделяется на фоне мочи, крови и пота.
Даже я стал пахнуть, как эти отбросы.
Если бы Аспен была здесь, она бы произнесла мне свою любимую цитату.
Может, мой статус богатого парня, как любит замечать Николо, это всего лишь маскировка монстра, которым я всегда должен был быть.
Нормальные люди почувствовали бы хоть каплю раскаяния или вины за то, что не чувствуют себя виноватыми. А я, с другой стороны?
Единственное, что я чувствую, глядя на их бессознательные, едва дышащие формы, это потребность в большем.
Я смотрю на кровь, капающую с их лиц и моих кулаков, как это делал бы серийный убийца.
— Инструменты не дают такого удовлетворения, как мои голые руки.
Смех Николо эхом отдается в пространстве со злобой суперзлодея.
— Ты уверен, что она все еще не твоя женщина? Потому что в данный момент ты делаешь для нее больше, чем мужчина сделал бы для своей жены, чести и власти.
Мне не нравится, как это звучит.
На самом деле, мне это совсем не нравится, до такой степени, что я решаю завязать с этим.
Оставив Николо позади, я беру свой портфель и пиджак с соседнего стула и ничего не чувствую, когда пачкаю кровью ткань. Но я делаю пометку купить сменную одежду по дороге домой.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал с этими двумя?
Я смотрю на него через плечо.
— То, что ты делаешь лучше всего, Николо.
Он не нуждается в уточнениях. Его садистская ухмылка последнее, что я вижу, когда закрываю за собой дверь.
Глава 11
Аспен
Я просыпаюсь, задыхаясь от несуществующего воздуха. В глазах скапливается влага, а сердце едва не выплескивается на пол.
На секунду я теряюсь в догадках, где нахожусь. Но вскоре воспоминания снова накрывают меня, устойчивые и ужасающие в своей точности. Я почти слышу удар и звук моих подавленных криков боли.
Я поворачиваю голову и вздрагиваю от резкого движения.
Медленно сползая с кровати, я ожидаю, что тень Кингсли появится из ниоткуда и снова повалит меня на матрас.
Я испускаю прерывистый вздох, когда этого не происходит.
Только этот придурок будет заботиться о пострадавшем человеке, размахивая при этом своим дипломом об окончании «Школы ублюдков».
И все же… я смотрю вниз на свое грязное платье и синяки на руках и плече, на карту разрушений по всему телу. И самое яркое чувство, которое переполняет меня, это благодарность.
Если бы не он, я бы потеряла сознание в каком-нибудь неизвестном углу и меня ждала бы участь похуже, чем быть избитой до полусмерти.
Я осторожно выбираюсь из комнаты, пытаясь не впечатлиться особняком.
У этого места есть душа, которую можно почувствовать за километр. Как старый готический собор, в котором прятали скелеты.
Я впервые оказалась в его стенах. Во время свадьбы Гвен я видела только сад этого внушительного здания.
Ранее известное как поместье Блэк Вэлли, это место так же мрачно, как и его нынешний владелец, но у него есть и свои прелести.
Вычурные антикварные колонны принадлежат какому-то архитектурному музею, а мраморный пол отражает изысканный вкус. Здесь так много пространства, коридоров и затейливо украшенных зон отдыха, что легко потеряться в его стенах.
В душе дома витает атмосфера зловещих намерений. Опять же, копия его владельца.
Судя по его весьма публичным разбирательствам по поводу владения особняком, Кингсли испытывает к этому месту сентиментальную привязанность. Поэтому, когда умер его отец и его жена, Сьюзен, унаследовала его, Кингсли пришел в ярость. Тот факт, что он унаследовал почти все остальное, — портфели на миллиарды и более высокую налоговую планку, — не имел для него никакого значения.
Он из тех сумасшедших, которые могут доказать, что его отец в последние годы жизни был в старческом маразме, признать его завещание недействительным, а затем вернуться к самому последнему завещанию до этого, по которому он владеет этим особняком. В конце концов, он родился здесь и должен унаследовать его как представитель десятого поколения клана Шоу.