Империя тишины

Существо завыло, отпустило тюремщика и убрало слишком длинную руку обратно в клетку, выплюнув в воздух серию проклятий своей расы.

– Iukatta! – крикнул я.

«Остановись!»

Это был повелительный голос, которому меня учили, голос сэра Адриана Марло, звенящий, волевой, чистый и твердый, как железо. Пленное существо так только сильней навредило бы себе.

Оба охранника обернулись, подняв дубинки.

– Кто ты такой, дьявол тебя побери?

Я не обратил на них внимания. Мне нужно было увидеть его. Охранники даже не попытались меня остановить, когда я направился к клетке, что-то имперское в моем облике заставило их замолчать. И вот оно передо мной, это существо, скорчилось в грязи в дальнем углу клетки, придерживая онемевшую руку и оскалив полупрозрачные, гладкие зубы. Мне хотелось смеяться и плакать. Я добился того, чего желал – взглянул на живого сьельсина, – а теперь больше всего на свете хотел убраться отсюда подальше, все равно куда.

Странно, но существо оказалось меньше, чем я ожидал: фигурка человека, сделанная из тонких веток или костей. Но эту иллюзию малого размера создавала его поза, и пока я смотрел, оно раскинуло руки, слишком длинные для обманчиво маленького тела. Кто-то отпилил ему рога и заровнял выступы гребня, отшлифовав их до мяса. Оно уставилось на меня огромными глазищами, размером с мандарин, черными, как саван моей бабушки. Что-то угадывалось в его взгляде, но это были не человеческие эмоции. Я ощутил только холод.

Если я на какое-то время и зачаровал охранников своим властным голосом, то чары быстро развеялись, и ближний из них положил ладонь мне на плечо.

– Ты кто такой? Сюда никого не велено пускать без личного разрешения графа.

– Скажи это Гиллиаму Васу, – ответил я, припомнив имя капеллана.

Ложь произвела нужный эффект. Оба стражника испуганно отшатнулись при одном лишь упоминании горбатого священника. Сбросив с плеча чужую руку, я подошел ближе к клетке, где меня уже могли достать цепкие когти этого существа, и спросил на его языке:

– Ты солдат? Тебя поймали в бою?

– Поймали? – повторило оно и фыркнуло всеми четырьмя прорезями ноздрей на обветренном лице, там, где у человека должен быть нос. – Nietolo ti-coie luda.

«Ты говоришь, как ребенок».

Я улыбнулся, хотя это и не имело никакого смысла в разговоре с существом иной расы. Оно было право, но я радовался уже тому, что вообще смог что-то сказать, пусть даже не очень уверенно. Радовался, что сьельсин говорит на языке, который я способен понять, в отличие от речи умандхов.

Справившись с дрожью, я присел на корточки. Я разговаривал со сьельсином – настоящим сьельсином, а не с Гибсоном или субразумным компьютером в библиотеке Обители Дьявола.

– Я никогда раньше не видел никого из твоего народа.

Существо в клетке не ответило, только чуть сдвинулось, шаркнув бледной ногой по грязному каменному полу. Но я не отступил:

– Tuka namshun ba-okun ne?

«Как твое имя?»

Казалось, само солнце успело состариться, пока существо сидело и смотрело на меня. Его лицо так же походило на человеческое, как череп с огромными глазницами. Оно напоминало статую, много поколений простоявшую под дождем с выветрившимися от времени носом и ушами… или напоминало бы, если бы не костяной гребень, пробуждавший клеточную память об ископаемых ящерах, что ревели в джунглях далекой геологической эпохи. Но не время стерло его гребень, а человеческая жестокость.

– Макисомн, – произнесло оно наконец.

– Макисомн, – повторил я, запнувшись на сдвоенном носовом звуке и понимая, что не смогу правильно воспроизвести его. Мне не хватало мускульного контроля над носовыми каналами, чтобы произнести этот сложный звук.

Я прижал руку к груди и представился:

– Raka namshun ba-koun Адриан.

«Мое имя Адриан».

Точно так же как я не смог правильно произнести его имя, у него ничего не вышло с моим. Будь на моем месте антрополог, он бы наверняка усмехнулся, я тоже растянул губы в слабой улыбке.

– Ты говоришь на его языке? – спросил стражник и этим все испортил.

Я изогнулся и посмотрел на плоское, невыразительное лицо охранника. В его темных глазах что-то светилось, тусклое, холодное и трудноопределимое.

«Страх, – догадался я. – Этот человек боится меня».

– Разумеется, – процедил я сквозь зубы.

Я понимал, что долго это продолжаться не может, что рано или поздно охранники, наблюдавшие за другими разносчиками пищи, явятся за мной. Меня либо вышвырнут на улицу, либо бросят за решетку. И это было так просто – слишком просто. Что ж, я уже увяз по уши, и любопытство оказалось сильней меня. Я не мог устоять.

– Зачем его здесь держат? – показал я на пленное существо.

– Я думал, ты от Гиллиама, – сказал второй охранник, посмотрев на меня с жестким прищуром. – Неужели сам не знаешь?

Если раньше я играл роль дюрантийского слуги, то теперь изобразил своего отца и выпрямился во весь рост, хотя и понимал, что в своей потной одежде не выгляжу подобающим образом.