Империя тишины

Разумеется, ему все уже было известно. Когда я был без сознания и находился в полной его власти, он приказал своим схоластам сделать анализ моей крови и сверил результаты со Стандартным реестром Высокой коллегии. Он знал, что я палатин, знал, к какому дому я принадлежу и в каком году появился из инкубатора. Знал мою семейную историю и моих родственников. Знал, что я вхожу в число пэров и состою по кровной линии в отдаленном родстве с самим императором. Тысячи историй, все как одна фальшивые, закрутились в моей голове, словно молитвенное колесо. Что я должен был сказать ему? Он ведь прочитал мою кровь. В этот момент я не мог солгать, каким бы хитрым сам себя ни считал. Иногда, если очень-очень не повезет, у вас остается только один вариант ответа.

– Нет, ваша светлость. Все именно так, как вы сказали, – я палатин. Мое имя… Адриан Марло. С Делоса.

Я проглотил комок, слова оставляли странный, почти болезненный привкус на языке. Все еще страдая от удара шокера, я вдруг сообразил, что не ответил на его вопрос. Но только после того, как высокий мужчина иронично приподнял брови, а золотая цепочка зазвенела на его бычьей шее, я добавил:

– Это очень долгая история, ваша светлость.

Его брови так и не опустились. Я напомнил себе, что передо мной палатин. И терпение для него – родной язык.

Выбора у меня не было. Памятуя о ликторе, что стояла справа от меня с напряженными, как канат, мускулами, и представляя себе спрятавшихся за гобеленом на задней стене охранников с направленными в мою грудь плазмометами, я рассказал графу обо всем. О Деметри, о старой женщине и о ее больнице для бедняков, о Кэт и об эпидемии, о Тевкре и о письме, которое написал для меня Гибсон. Это заняло меньше времени, чем я ожидал, – почти три года моей жизни уложились в какие-то двадцать минут. Я упустил происшествие с умандхами и не упомянул о своей преступной деятельности. Мне не хотелось признаваться графу в том, что я едва не убил плебейку, управляющую магазином, и в серии краж.

Закончив рассказ, я немного помолчал и спросил:

– Вы уже послали волну на Делос, ваша светлость?

Балиан Матаро наконец перестал расхаживать по комнате – он не останавливался на протяжении всего моего рассказа – и облокотился на буфет, сверкавший хрустальными винными бутылками.

– А нужно было?

«У него слишком темная кожа, – подумал я. – Точно так же, как моя – неестественно бледная, мы оба безупречно вытесаны из разных пород камня».

За все свое долгое объяснение я так и не назвал ему причины, по которой покинул Делос, но он и не спрашивал.

– Нет, ваша светлость.

– Мои охранники утверждают, что вы говорили со сьельсином.

С некоторым усилием я выпрямился в кресле. На мне все еще была тренировочная одежда мирмидонца, заскорузлая от высохшего пота.

– Да, ваша светлость, – я провел рукой по волосам, – во время обучения меня в первую очередь интересовали языки. Я ни в коей мере не специалист, но при необходимости могу побеседовать с этим существом.

Я коротко, слабо рассмеялся.

– Что в этом такого забавного? – не понял граф и поставил пустой бокал на буфет.

Я замотал головой, соскользнул с кресла и попытался встать. Ликтор возле портьеры напряглась, но осталась там, где стояла.

– Оно – сьельсин – сказало, что у меня ужасное произношение.

Балиан Матаро усмехнулся и пригладил густую курчавую бороду на квадратной челюсти.

– Так плохо, да?

Несмотря на смущение, я невольно улыбнулся. Балиан Матаро повернулся и снова наполнил свой бокал из хрустального графина.

– Что оно еще сказало?

– Оно спросило, убьют ли его.

Я встал, но при этом старался держаться на почтительном расстоянии от правителя. Расположился так, чтобы высокое кресло загораживало меня от ликтора, и продолжил:

– Я сказал ему, что так и будет.

Прежде чем ответить, лорд Балиан наклонил бокал и сделал большой глоток.

– Что ж, вы не солгали ему.

Он облизнул губы, и лицо его задумчиво вытянулось.

Вспомнив, что один из охранников говорил о предстоящем триумфе, кульминацией которого станет смерть сьельсина, я выпалил:

– Во время торжества, ваша светлость?

– Да, по случаю эфебии моего сына.

Величественный нобиль заложил большой палец за свой узорчатый пояс, а другой рукой указал на арку с деревянной дверью, за которой, вероятно, находилась остальная часть дворца:

– В сентябре ему исполнится двадцать один стандартный год.

Пять месяцев. Я подумал о сьельсине – о Макисомне, – запертом в зловонной камере на пять месяцев. Не уверен, что сам продержался бы там даже пять часов, хотя в тот момент сильно опасался, что именно это меня и ожидает.

– Примите мои поздравления. Должно быть, вы гордитесь им.

– Разумеется! Это же мой сын, – воскликнул граф с располагающим к себе воодушевлением, как и должен отец говорить о своих детях. – Но, лорд Марло, вы так и не ответили на мой вопрос.

Стоя за креслом, спиной к углу комнаты и к застекленной витрине с древним метательным оружием, я изобразил вежливый поклон:

– Я прошу прощения, ваша светлость. Что это был за вопрос?

– Почему вы оказались здесь?