Империя тишины

Пельтаст посмотрел на свою начальницу, женщину с худым лицом и жестким взглядом.

Она покачала головой. У них тоже был приказ. Они знали, кто я такой или, во всяком случае, что мне не разрешено никуда выходить.

– Мессир не может покинуть замок без сопровождения, – ровным голосом объявил пельтаст, подчеркнуто не глядя мне в лицо.

Я вывернул кисти рук так, словно они были в наручниках, и показал Паллино:

– Здесь я не совсем заключенный, но, как ты сам видишь, и не совсем свободный. Я не мог ничего сообщить вам.

Эти слова были не до конца правдивы – еще одна маленькая ложь из тех, с помощью которых мы спасаем свои души.

Паллино стоял, напряженный, как струна, обдумывая новые сведения. Наконец ему удалось выговорить всего лишь:

– Ух ты!

Я невольно фыркнул и жестом показал ветерану, что нужно отойти от ворот и охранников. Во всем замке не нашлось бы места, где нам было бы обеспечено уединение, и я не сомневался, что мои приходы и уходы заинтересуют кого-нибудь в службе безопасности графа.

Отведя Паллино в тень красной колонны и торопясь начать разговор, я спросил:

– Как все остальные? Как Элара?

И хлопнул старика по плечу, в надежде немного снять напряжение. Но, оглянувшись, увидел, что охранник у дверей внимательно наблюдает за нами.

– Что это значит? – спросил ветеран.

Глаз его блуждал по фрескам на потолке, изображавшим завоевание планеты домом Матаро, отступление презренных норманцев перед кремовыми сапогами Имперских легионов. Паллино оглянулся на меня с почти тоскующим выражением. Может быть, он вспомнил свою прежнюю жизнь?

– С Эларой все в порядке. Один новичок из команды Амарей расквасил ей челюсть в общей схватке, но она крепкая старая стерва. – Он снисходительно усмехнулся. – Красивые граффити.

Он плавно повел рукой, словно пытаясь обхватить изображения на потолке.

– Это фрески, – не удержавшись, поправил я.

Лампы наверху мигнули и на мгновение погасли. Я нахмурился, но такие скачки напряжения были обычным делом в замке. Повреждения из-за шторма, как уверяли слуги.

Паллино словно бы и не заметил этого или же не придал значения; солнечного света ему вполне хватало.

– Да знаю я, что это фрески, парень. Я все-таки не в хлеву родился.

Лампы снова вспыхнули.

Наклонив голову, я пробормотал извинения, затем выпрямился и посмотрел в лицо старику:

– Думаю, нам придется отказаться от покупки корабля?

Ну вот. Я сказал это, и хотелось надеяться, что сказал достаточно невинно, чтобы не отвечать потом на вопросы графа и его инквизиции.

Паллино шумно выдохнул c почти расстроенным видом:

– Это был неплохой план.

Теперь, утратив первоначальную ярость и лишившись возможности обругать меня, он чувствовал себя словно бы ограбленным. Он не знал, как продолжать разговор. И это было хорошо. Это было уже что-то. По крайней мере, он больше не кричал. Не устраивал сцен.

– Купить корабль на земли своего отца… ловко.

Я дернулся, словно от укуса, ошеломленный его словами:

– Хлыст рассказал тебе?

– Должен признаться, что не понимаю, какой в этом смысл. – Он просунул палец под ремень кожаной глазной повязки и почесал лицо. – Зачем богатому парню вроде тебя драться в ямах вместе с такими псами, как мы? Особенно если ты мог просто прийти сюда и получить королевские почести?

Что я мог на это ответить? Получилось еще хуже, чем разговор с Хлыстом после посещения мастерской. В тот раз за нами никто не следил. Что я сказал тогда Хлысту? «Меня ждут сплошные неприятности, пока я не покину Империю». Вот так. Если я вообще покину Империю.

– Затем же, зачем и тебе, – с нажимом сказал я. – Это был лучший выход для меня. Именно поэтому и я, и Хлыст выбрали бойцовские ямы.

Паллино принял мои объяснения спокойней, чем Хлыст. Только хмыкнул и скрестил руки на широкой, словно бочка, груди. Он по-прежнему рассматривал фрески и так и не ответил, что именно рассказал ему Хлыст, оставив меня в неопределенности.

– Он мне не поверил, – добавил я.

Мирмидонец снова хмыкнул, медленно скользя взглядом по картинам завоевания на потолке. Позади нас открылась дверь, группа логофетов и представителей гильдий вышла из конференц-зала, на мгновение затопив нас волной грязно-серых и фиолетовых костюмов.

Наконец Паллино покачал головой и проговорил:

– Ты богатый парень.

Его синий глаз уставился на меня из-под густой брови. Я не сомневался, что он все знает, что Хлыст все ему рассказал, и был ему благодарен – невыразимо благодарен – за молчание. Я напомнил себе, что когда-то Паллино был солдатом и ушел в отставку центурионом первой линии. Он видел настоящие боевые действия, служа на имперском дредноуте, а не прохлаждался, как некоторые, в резерве, в состоянии заморозки, порой целые столетия. Он знал, каково находиться под наблюдением других людей каждую минуту своей жизни.

– Не совсем так, – сказал я, не зная, правильно ли понял, что каждый из нас имел в виду, но твердо уверенный, что сам я не такой, как все, как уверены в этом все молодые люди. – Паллино, я был вынужден оставить дом.