Империя тишины

Краеугольный камень религии Капеллы был – и остался – ложью. Я почувствовал, как весь мир вокруг меня сжался. Я сделался мельче атома, раздавленный весом времени и пространства, и все человечество сжалось вместе со мной. Все его гордые короли с императорами, великие воины, поэты и художники, фермеры и корабельщики, все его великие свершения и не менее огромные злодеяния. Все они исчезали в свете только что сделанного вывода. И он был подтвержден, переведен для меня в непреложный закон природы всего одним освящающим словом Валки:

– Да.

Да.

Капелла все знала. Капелла обязана все знать, иначе зачем она так следила за нашими словами и нашими мыслями, во имя наших душ? Этот факт угрожал самим основам их веры, их власти, и поэтому они тщательно охраняли его, ограничивая путешествия между мирами и доступ к инфосфере. Доступ к инфосфере. Терминал Валки не был подключен к планетарной сети – секретный, неконтролируемый. Но от самой этой мысли кровь застыла в моих жилах. Мы говорили ересь.

Я представил себе, как инквизиция отрезает языки, мысленно увидел татуированные и заклейменные лбы. Вспомнил сидевших под мостами ослепленных и сгорбленных мужчин и женщин, протягивающих руки за милостыней, их лица с темными крупными надписями «ЕРЕТИК» на лбу, их содранную кожу на щеках, расцарапанных от боли. Как часто я видел и в Мейдуа, и в Боросево этих людей, чью правду вырезали ножи катаров, превратив в слухи и легенды, шепотом пересказываемые в толпе? Слишком часто. Я умолк, понимая, что непоправимое уже свершилось, что нас с Валкой скоро поведут на допрос и, по крайней мере, я сам присоединюсь ко всем этим калекам на ступенях того самого городского храма, где мы когда-то попрошайничали вместе с Кэт. Мне чудилось, что в комнату вот-вот, вышибив дверь, ворвутся стражники.

Но ничего не произошло. И Валка, несмотря ни на что, казалась совершенно спокойной. Разумеется, она отдавала себе отчет в том, что мы говорили. И должна была понимать, чем это обернется. Но она лишь улыбалась мне и попивала бесценное вино.

Это было совершеннейшее безумие. Я услышал голос – свой собственный голос – продолжавший говорить о запретном:

– Как вы их называете, – я сделал вялый жест рукой, едва не расплескав вино, – этих строителей?

Валка подняла глаза к потолку, словно читая слова, написанные на своде ее черепной коробки:

– Ke kuchya mnousseir.

– Мрачные?

– Тихие, – поправила она. – Мне не стоило вам об этом говорить.

Ее голос изменился, стал почти деревянным, как будто она все время подыскивала нужные слова.

– За дипломатическими апартаментами официально не наблюдают, но я не доверяю вашим бюрократам.

В более привычной ситуации я мог бы и поспорить. Это был дворец, резиденция палатина. Каждая комната в нем должна находиться под наблюдением. И каждый человек. Но когда угас следующий день, а за ним и следующий, но нас не схватили и не начали пытать, мне пришлось согласиться с тем, что Валка права. Однако в тот момент жажда знаний, повинуясь которой я отправился в тюрьму колизея и угодил в руки к Балиану Матаро, пригвоздила меня к дивану, словно бабочку к листу картона.

– Почему вы называете их Тихими? – Я прикусил губу, с тревогой оглядываясь на дверь. – Это звучит несколько… театрально, вы не находите?

«И я бы знал об этом».

– Потому что все их постройки – здесь. На Садальсууде, Иудекке, Рубиконе, Озимандии, Малкуте и так далее – там ничего нет.

– Что, простите?

– Ни инструментов, ни кораблей, ни каких-либо других артефактов, – говорила она, не отводя янтарно-желтых глаз от моего лица; в любом другом случае я бы этому только обрадовался, но тогда от ее взгляда у меня холодело внутри. – Только сами постройки. Они немые. Тихие.

Нас накрыла еще одна волна молчания, и, пока мы сидели в безмолвии, я усваивал ту информацию, которую Валка позволила мне усвоить. Что-то из сказанного ею расставило все по местам, и я спросил:

– Значит, никаких останков? Серьезно? – Я снова взял бокал с вином. – Как такое возможно? Куда они исчезли?

Так невыразительно пожать плечами, как это сделала Валка, нужно было еще постараться.

– Понятия не имею. Но это сильно облегчает задачу Капеллы.

– Вы подозреваете, что это они обо всем позаботились? Забрали все, что там было?

– Что? – Сверкающие глаза Валки стали большими, как блюдца. – Да нет же! Это невозможно! Мессир Гибсон, в вашей Капелле служат люди, а не боги.

Она прищурилась, а я едва сдержался, чтобы не скрипнуть зубами:

– Капелла не моя.

Слабый звук, зародыш смеха, сорвался с губ Валки.

– Как скажете, варвар.

Я уже собирался огрызнуться в ответ, но взглянул в ее улыбающиеся глаза и только тогда понял, что она произнесла это слово мягко, почти дразняще.

Застигнутый врасплох, я продолжил, заикаясь:

– Но ведь останки не могли исчезнуть. Они должны были что-то делать со своими умершими. Должны были оставить…

– Ничего, – оборвала меня Валка и снова пожала плечами. – Ничего, мессир Гибсон. Только сами постройки.

Я нахмурился, но не нашел слов и лишь отхлебнул вина, чтобы скрыть свою растерянность:

– Этого не может быть.

– Но это правда.

– Совсем ничего?