Империя тишины

В моей душе что-то сжалось от этих слов. Разве не подобные доводы использовала Капелла, открещиваясь от сьельсинов, как от дьявольского отродья? Или мой отец, открещиваясь от плебеев. Или я сам – от Гиллиама. Двое последних в тот момент не интересовали меня, но семена этих мыслей уже были во мне, прорастая, чтобы однажды я смог их увидеть. Но тогда я сознавал лишь то, что Валка зашорена и не видит мою сущность.

– В нас есть не только это, – возразил я. – Не только то, где и как мы родились. Мы… нечто большее, – запинаясь, закончил я.

Тень набежала на ее чужое, но милое лицо.

– Что вы хотите этим сказать?

Я пожал плечами:

– О людях нужно судить по тому, что они делают, по их поступкам, а не происхождению.

Тавросианка вздрогнула, услышав это, и почесала татуированную руку. В то время я еще не до конца понимал значение повторяющегося орнамента, который украшал кожу Валки от лопатки до изящных пальцев, но в этих завитках и геометрических фигурах содержалась закодированная история ее рода. Наглядное представление присущих ей генов. Она носила на руке собственную историю и историю своего клана, записанную символами, которые я не мог прочитать. И все это отразилось на ее тонком лице в безмолвном опровержении моих слов.

– Было бы прекрасно, если бы вы проявляли благородство в отношении тех, кто не принадлежит к вашим нобилям.

– Но я так и делаю! Стараюсь делать, – сказал я.

Мы все еще говорили на пантайском, я запинался и мямлил, хотя ничуть не сомневался в том, что говорю:

– Откуда, по-вашему, берутся патриции? Это плебеи, которые были вознаграждены за свои поступки.

Я напомнил себе, что играю роль патриция.

– А сами вы были награждены за то, что родились в нужное время и в нужном месте, – парировала она.

Я стиснул зубы, но затем произнес:

– Вы попрекаете меня моими родителями? Они заработали то, что имели, приумножили доставшееся от их родителей, как и все прочие: палатины и плебеи. Я ничего ни у кого не украл.

Я резко замолчал, опасаясь, что вот-вот раскрою свое палатинское происхождение.

– Довольно об этом, – беззаботно произнесла она, следуя за схоластами, шелестевшими зелеными мантиями. – Никогда не думала, что стану свидетелем того, как имперского приора посрамят на банкете у лорда.

Перемену темы я посчитал своей победой, но не стал злорадствовать. Смущенный слабым знанием ее языка, я покачал головой:

– Там, откуда вы прилетели, все действительно настолько иначе?

– Да.

Мы шагнули сквозь статическое поле в приторную духоту снаружи. Визг флайера, приветствующего новый день, отразился от стен невысоких домов Боросево.

– Прядь так далеко отсюда, что и представить сложно, – сказала Валка.

Я посмотрел на свои ноги и подол шелкового халата:

– Хотел бы я когда-нибудь увидеть ее.

Валка остановилась на мгновение, едва не столкнувшись с логофетом, что шел следом за ней. Она взглянула на меня со странным выражением, словно я собирался уничтожить ее Демархию, а не побывать там… Или как будто именно это и ожидала от меня услышать. Она пропустила логофета вперед, и мы поспешили догонять процессию.

Возможно, иконы Капеллы существуют на самом деле. Возможно, эти духи слышат наши молитвы. А возможно, и нет. Я всегда считал себя агностиком, но, понимаете, для плебеев, сервов, ни разу в жизни не видевших императора… для них император и боги – одно и то же. Законы его величества действуют и в провинциях, даже если он сам там не никогда не появлялся. Ошибочно думать, будто бы мы обязаны знать то, что на нас влияет. Ошибочно думать, будто бы то, что влияет на нас, обязано быть реальным. Реальна Вселенная, и мы находимся в ней. И какие бы силы ни вели нас сквозь время, экскурсия на рыбные промыслы привела на тот же самый склад, где я впервые увидел умандхов целую жизнь назад.

Он совсем не изменился, словно металлические стены и шаткие мостки были музейными экспонатами и об их искусственной ветхости тщательно заботились. Едва войдя в него, я посмотрел наверх, почти ожидая увидеть скорчившуюся на мостках Кэт. Грудь сдавил внезапный приступ боли, а рука незаметно для меня самого сложилась в знак солнечного диска – дьявольски глупый, суеверный жест.

«Спи себе с миром и обрети покой на Земле».

Я едва сдержал непрошеный смех, представив, что было бы, если бы Кэт увидела меня в дорогой шелковой одежде и высоких сапогах.

Должно быть, душевное смятение вызвало румянец на моем лице, потому что Валка внимательно посмотрела на меня. От этого стало только хуже. Неужели я действительно забыл Кэт так быстро? Нет. Нет, просто жизнь продолжается. Я не аскет и не обязан оставаться один.

– Гибсон, с вами все в порядке?

«Адриан, – хотел я поправить ее, как тогда, в резервации Улакиль. – Зовите меня Адриан».

– Да, я…

Что я мог сказать? Что воровал здесь рыбу несколько лет назад?

– Простите, я всего лишь немного задумался.

– Как вам известно, ваша светлость, рабочие приходят сюда из прибрежного поселения, – сказал серолицый Энгин, само радушие и почтение.