– Не подвергая опасности жизнь этих существ, имеющих большую ценность как заложники, – добавил один из секретарей графа, заслужив гневный взгляд канцлера.
– Итак, – заявил схоласт Тор Владимир, со своего места в центре полукруглого стола, по соседству с графом, – мы должны сопоставить ценность наших пленных как дипломатического ресурса с их стратегической ценностью.
Тихий голос этого человека, совершенно лишенный интонаций, заполнил комнату, словно усыпляющий газ.
Я все еще не мог поверить, что такое обсуждение вообще возможно, и потому выпалил:
– Вы говорите о пытках.
– Сынок, они поступили бы так же на нашем месте, – сказал пожилой старший офицер, сидевший рядом с рыцарем-трибуном. – Это война. Мы…
Дама Райне успокаивающе положила руку ему на плечо. Он еще немного побушевал, шевеля губами между густыми бакенбардами, словно выброшенная на берег рыба:
– Сьельсины дважды атаковали нас за последние несколько месяцев. Кто может гарантировать, что они не нападут в третий раз?
Вечный спорщик сэр Олорин возразил:
– У меня возникло впечатление, что первые нападавшие были просто… как это называется? Предвестниками? Разведчиками перед второй атакой. Что это один и тот же флот.
– Один? – переспросила великий приор, наклонившись в своем кресле с высокой спинкой к джаддианскому мастеру меча. – Для человека, маэскол, вы слишком хорошо осведомлены о планах нашего врага. Возможно, ересь лорда Марло заразительна.
– В данный момент мы не обсуждаем приверженность вере лорда Марло, ваше преподобие, – вмешалась рыцарь-трибун, искоса глядя на Лигейю Вас, но не поворачивая головы. – Прошу вас отложить в сторону благочестие, пока мы не придем к какому-нибудь решению.
Она закрыла лицо руками, массируя глаза короткими жесткими пальцами. В этой женщине все было грубым: черты лица, манеры, жесты. Но она привыкла к силе: не к относительно небольшим возможностям лендлорда, а к мощному кулаку Имперских легионов. Ее власть была властью Империи, самого Соларианского престола, и она не ходила на цыпочках перед приорами и провинциальными капелланами.
Глубоко вдохнув, она проговорила:
– Не отбрасывая возможность сохранения пленных для выкупа, я все же убеждена, что они – в особенности капитан – представляют куда больший интерес для Империи за счет той информации о перемещениях сьельсинского флота, которую мы можем от них получить.
От омерзительной сияющей усмешки Лигейи у меня кровь застыла в жилах, я так стиснул зубы, что они, казалось, затрещали. Нет, нет, нет. Мне все-таки пришлось соблюдать правила игры, какими бы они ни были. Райне Смайт могла в какой-то момент сыграть на руку великому приору, сначала отчитать, а затем дать ей то, о чем она просила, чтобы успокоить ее, и тем самым сохранить последнее слово за собой и заставить священницу подчиниться своей воле. Я готов был аплодировать такой политике, хотя душа моя задыхалась от крика.
Что бы ни случилось дальше, непременно прольется кровь. Именно тогда я понял это. Всегда и везде кровь. Она не была фундаментом цивилизации – ни нашей, ни других, – но смешивалась с ее строительным раствором на каждом этаже, капала со стен. Несмотря на яркий свет в зале, я почувствовал себя задавленным со всех сторон, как будто прятался в катакомбах разума, промозглых, заплесневелых и позабытых. Когда мы думаем о войне и ее жестокости, то представляем себе, что недопустимое происходит на поле боя, в дыму и пламени. Но нет. Жестокость записывают на бумаге тихие люди в зале совета, попивая холодную воду из хрустальных бокалов. Странные мелкие людишки с пеплом в сердце. Ни стремлений, ни надежд – вообще ничего. Ничего, кроме страха. Страха за себя, за свою жизнь, за какое-то воображаемое будущее. И во имя безопасности, защищенности, благочестия они пытаются построить завтрашний рай на сегодняшнем ужасе. Но их царство небесное остается только в мечтах, в будущем, которое никогда не наступит, а их ужасное настоящее реально.
– Вы, должно быть, шутите, рыцарь-трибун, – сказала леди Калима, переключив внимание на лицо военачальницы. – Несомненно, пленные принесут нам больше пользы… э-э… нетронутыми.
Райне Смайт бросила быстрый взгляд на графа в высоком кресле, а потом наклонилась к джаддианской аристократке:
– Если у вас есть другие предложения, сатрап, я с удовольствием их выслушаю. Но планета находится под угрозой. Я понимаю, что это не ваша планета, но Империя заинтересована в том, чтобы Эмеш остался… э-э… нетронутым.
Произнося последнее слово, рыцарь-трибун постаралась спародировать, по крайней мере, интонацию сатрапа, если не ее акцент. Рука Олорина напряглась на винно-красной рукояти одного из трех мечей, готовая снять его с пояса. На мгновение я подумал, что в Боросево состоится новая дуэль, но мастер меча отпустил свое оружие, так ничего и не сказав, а секунду спустя его лицо было таким же спокойным, как у любого схоласта.
– Это было не нападение.